Она резко повернулась к нему и воскликнула:
– Нет, не надо! Это очень опасно, и это не твоя борьба.
– Если не моя, то чья же?
– Моего дяди и мисс Динглби.
– Прости, но у них было полно времени, чтобы разрешить проблему. Однако из этого ничего не вышло. Я хочу, чтобы этих людей поймали немедленно и поместили туда, где они уже не смогут причинить тебе вреда. Желательно, чтобы это место находилось в шести футах под землей.
– Но они не причинят мне вреда. Во всяком случае, пока я буду скрываться.
Хэтерфилд развернул ее к зеркалу и обнял за талию. Оттуда на них пристально смотрели мужчина и женщина, немного растрепанные, в белых рубашках. Мускулистые руки Хэтерфилда резко выделялись на фоне темной жилетки Стефани.
– Ты не можешь скрываться вечно.
– Знаю, – тихо ответила она.
– Особенно если наша безумная ночь принесет определенные плоды.
Ее глаза в зеркале округлились и потрясенно глянули на него.
– Разве ты не думала об этом? – ласково спросил Хэтерфилд.
– Конечно, думала, – прошептала Стефани. – Но о таких вещах вслух не говорят.
Он посмотрел на часы. Стрелки показывали без пяти минут семь. Хэтерфилд поцеловал ее в макушку и направился к окну.
– Мне нужно идти, а тебя ждет внизу завтрак, не говоря уж о деле в суде. Сегодня ведь последнее заседание по нему, да? Я приказал своему слуге следить за тобой. Так что не пугайся, если за экипажем сэра Джона будет ехать двуколка. Он опытный человек, и ты будешь в надежных руках. Я вернусь в девять и отвезу тебя на бал. И, ради бога, не забывай говорить как можно более низким голосом.
– На чем же ты сейчас поедешь в город?
Хэтерфилд сел на подоконник и, повернувшись к ней, ответил с озорной улыбкой:
– Ну, конечно, на метро! И, Стефани, моя дорогая…
– Что?
– Не забудь наклеить усы.
С этими словами он исчез в проеме окна.
Его светлость герцог Эшленд рассматривал лежавшие перед ним письма. Его глаз смотрел на них очень критически.
Да, именно «глаз», потому что он у него был один. Второй герцог потерял в горах Афганистана больше десяти лет назад, и пустую глазницу закрывала повязка из черной кожи, придавая его лицу – очень красивому в юности – пиратский вид.
Оставшийся голубой глаз был весьма подвижным и явно замечал все вокруг. Герцог поднял голову и сказал:
– Почерк чем-то напоминает старинную готическую вязь немецкого языка. Тебе не кажется?
– Именно так я и подумал. Вам он знаком?
– Нет. – Герцог опять опустил взгляд на письма и разложил их ровнее на столе. Он сделал это левой рукой, потому что правую, как и глаз, его светлость потерял в боях.