Стефани стояла у пианино в музыкальной зале Кэдоган-сквер, одетая в парадный накрахмаленный наряд черно-белых цветов. Она перебирала пальцами клавиши, как вдруг в комнату вбежала леди Шарлотта.
– Вот вы где! О, мистер Томас! Ужасные новости! – Ее глаза были красными, взгляд – безумным. В кулаке она сжимала смятый листок бумаги.
Стефани выпрямилась и спросила:
– Неужели отменили бал?
– Хватит шутить! Все ужасно! – На лице леди Шарлотты застыло страдание. Она закатила глаза к потолку и прошептала: – Хэтерфилд… Он погиб.
– Что? – Чтобы не упасть, Стефани схватилась за край пианино. Тошнотворно-сладкий аромат оранжерейных цветов, которые стояли в вазе на блестящей черной крышке пианино, вдруг стал особенно приторным. – Нет, это неправда. Такого не может быть.
По бледным щекам леди Шарлотты закапали слезы. Она подняла руку, в которой держала бумагу.
– Правда! Фургон на Пиккадилли. Он вышел прямо перед ним. О боже!
Комната закачалась. Перед глазами у Стефани запрыгали маленькие черные точки. Это невозможно. Она только что видела его. Она проснулась в его объятиях этим утром, руки Хэтерфилда мыли ее обнаженное тело. Любимый сам завязал ей галстук, потом поцеловал на прощание и вылез из ее окна.
– Его задавили… Насмерть, – стонала леди Шарлотта. Она упала на колени и спрятала лицо в ладонях.
У Стефани подогнулись ноги. Она еще крепче схватилась за инструмент.
– Это неправда, – снова сорвалось с ее губ. Стефани закрыла глаза.
– Вы будете горевать? – прошептала леди Шарлотта.
Хэтерфилд погиб. Нет, такого не может быть.
– Я буду горевать вечно, – с трудом произнесла Стефани.
Она опустилась на стул для пианино. Сердце бешено колотилось в груди, глаза застилала пелена. Стефани не могла думать, не могла видеть и слышать. В памяти вдруг всплыли наставления мисс Динглби. Гувернантка говорила, что в минуты потрясения надо сосредоточиться на дыхании, и Стефани принялась медленно вдыхать и выдыхать: вдох, выдох.
Вдох, выдох.
Нет, Хэтерфилд не мог погибнуть. Если бы это произошло, ее сердце в ту же минуту разорвалось бы.
До нее донесся голос леди Шарлотты:
– Значит, это правда. Вы любите его.
Стефани открыла глаза. Девушка смотрела на нее со странным хищническим выражением. Ее глаза стали такими большими, что белки окружили фарфорово-синюю радужку со всех сторон. На ней было прекрасное бальное платье такого светло-розового цвета, что оно казалось почти белым. Жемчужное ожерелье сверкало на обнаженной коже ее груди.
– Я? Нет, что вы…
Леди Шарлотта встала с колен и спросила:
– А если я скажу, что это неправда? Что я все выду-мала?