Одевшись, я отправился в комнату, которая служила нам трапезной. Глухонемые девушки подали завтрак. Подкрепившись, я зашел к бедному Лео: он был все еще в бреду и не узнал меня. Когда я спросил Устане о его состоянии, она только покачала головой и расплакалась. Видно было, что у нее не остается почти никакой надежды; и вот тогда я решил во что бы то ни стало добиться, чтобы его осмотрела Она. Конечно же, она может вылечить его, если захочет, — так, по крайней мере, она сказала. Вошел Биллали и, глядя на больного, тоже покачал головой.
— Ночью он умрет, — сказал старик.
— Да спасет его Господь! — ответил я с тяжелым сердцем и отвернулся.
— Та-чье-слово-закон призывает тебя, мой Бабуин, — сказал Биллали, когда мы отошли к дверному проему, — но заклинаю тебя, мой дорогой сын, будь поосторожней. Вчера ты не подполз на животе, а подошел к Ней; уж не знаю, почему она не разразила тебя. Сейчас она восседает в большом зале, вершит суд над теми, кто пытался убить тебя и Льва. Пошли же, мой сын, да побыстрее.
Я последовал за ним по коридору.
В большую центральную пещеру целыми толпами входили амахаггеры в полотняных одеждах и леопардовых шкурах. Вместе с ними мы пошли вдоль пещеры, которая тянулась далеко в глубь горы. Ее стены на всем своем протяжении были изукрашены искуснейшей резьбой; через каждые двадцать шагов в обе стороны под прямым углом отходили коридоры; все они, как объяснил Биллали, ведут к усыпальницам, высеченным в толще горы «теми, кто был задолго до нас». Никто, по его словам, не бывает теперь в этих усыпальницах, и сознаюсь, я порадовался при мысли о том, какие возможности для археологических изысканий открываются передо мной.
Наконец мы достигли конца пещеры, где находился точно такой же каменный помост, как и тот, стоя на котором мы сражались с амахаггерами, из чего я заключил, что эти помосты используются как алтари для отправления религиозных, а также, и не в последнюю очередь, погребальных обрядов. По обеим сторонам помоста начинались коридоры; как сообщил мне все тот же Биллали, они вели к усыпальницам. «Здесь, — добавил он, — несчетное множество мертвецов, и почти все они очень хорошо сохранились».
Перед помостом уже скопилась огромная толпа мужчин и женщин; все они стояли с таким убийственно мрачным видом, что за пять минут нагнали бы тоску на самого Марка Тэпли. На самом помосте возвышался массивный трон из черного дерева, инкрустированного слоновой костью, с сидением из волокнистой ткани и подставкой для ног.
Послышался громкий крик: «Хийя! Хийя!» («