Я поднес зеркальце к глазам Устане. Она посмотрелась в него, ощупала рукой волосы, еще раз посмотрелась и, всхлипнув, повалилась на пол.
— Ну что, уйдешь ты — или ударить тебя еще раз? — насмешливо спросила Айша. — Я отметила тебя своей печатью и отныне буду узнавать тебя по этой печати, пока твои волосы сплошь не поседеют. И помни: если я еще раз увижу твое лицо, ты умрешь и скоро обратишься в груду костей — таких же белых, как и моя отметина.
Сломленное, охваченное ужасом бедное существо поднялось и с горькими рыданиями выползло из пещеры.
— Чего ты так испугался, мой Холли? — сказала Айша после ее ухода. — Я же объясняла тебе, что не занимаюсь волшебством — никакого волшебства нет. Я только пользуюсь непонятней тебе силой. Я поставила белую печать на ее волосы, чтобы вселить в нее должный страх, иначе мне пришлось бы ее убить… А сейчас я велю слугам перенести Калликрата поближе к моим покоям, чтобы я могла за ним присматривать и приветствовать его, как только он проснется; туда же перейдешь и ты, Холли, и ваш белый слуга. Но предостерегаю тебя: ничего не говори Калликрату об этой женщине и как можно меньше обо мне. Помни это предостережение. — Она отправилась, чтобы дать нужные распоряжения, оставив меня в небывалом смятении. Так сильно было это смятение и так сильны раздирающие меня противоречивые чувства, что мне казалось, будто я схожу с ума. По счастью, у меня было мало времени для размышлений, ибо вскоре явились слуги, чтобы перенести спящего Лео и все наши вещи по ту сторону центральной пещеры: эта суматоха отвлекла меня. Наши новые комнаты находились прямо за тем большим залом, который мы называли «будуаром» Айши — там, среди множества гобеленов, я увидел ее впервые. Где находится ее спальня, я тогда еще не знал, знал только, что она поблизости.
Ночь я провел в комнате Лео, он спал как убитый, ни разу даже не пошевелился. Я нуждался в отдыхе и спал достаточно крепко, но мне все время снились ужасы и чудеса, свидетелем которых я был. С особой неотвязностью меня преследовала та жуткая сцена, когда Айша запечатлела отпечатки пальцев на волосах соперницы, то была какая-то дьявольщина. Помню, как меня ужаснуло ее стремительное змеиное движение и то, что мгновенно поседели волосы Устане; ничто другое, окажись даже последствия куда более тяжелыми для девушки, не могло бы поразить меня так сильно. И по сей день мне часто снится эта картина, я вижу, как несчастная женщина, отмеченная Каиновой печатью, смотрит в последний раз на возлюбленного и уползает прочь от своей грозной царицы.