На обратном пути нас перехватил Биллали, он сказал нам, что Она выразила желание нас видеть, и мы, не без некоторого душевного трепета, направились в ее покои, ибо невозможно было предвидеть, как поступит Айша в том или ином случае. Близкое знакомство с ней могло порождать и порождало страсть, восхищение и ужас, но, конечно же, не презрение.
Слуги как обычно ввели нас в ее будуар; после их ухода Айша вновь открыла лицо и велела Лео поцеловать ее; невзирая на не улегшиеся еще угрызения совести он исполнил ее веление с большей готовностью и рвением, чем того требовала простая учтивость.
Она положила свою белую руку ему на голову и нежно заглянула в глаза.
— Ты, вероятно, думаешь, мой Калликрат, когда же ты наконец назовешь меня своею и мы превратимся в одно слитное целое? Сейчас скажу. Прежде всего ты должен стать таким же, как я, — не бессмертным, ибо я не бессмертна, а по возможности неуязвимым для стрел Времени, которые будут отлетать от брони твоей жизненной силы, как солнечные лучи отражаются от воды. Но пока еще я не могу соединиться с тобой, ибо мы различны, пламя, исходящее от моего существа, может опалить и даже погубить тебя. Ты даже не сможешь смотреть на меня подолгу: у тебя заболят глаза, закружится голова, поэтому, — она кокетливо склонила голову, — я вынуждена закрыть лицо. (Однако она этого не сделала). Послушай, я не хочу испытывать твое терпение, сегодня вечером, за час до заката, мы отправимся в путь и к завтрашнему вечеру, если все будет хорошо и я не заблужусь, а я надеюсь, что не заблужусь, мы уже достигнем Источника Жизни, ты искупаешься в пламени и обретешь величие и красоту, каких не обретал еще до тебя ни один мужчина, и тогда, Калликрат, ты назовешь меня своей супругой, а я назову тебя своим супругом.
В ответ на эту поразительную новость Лео пробормотал что-то невнятное, не знаю, что именно, она слегка посмеялась над его смятением и продолжала:
— И ты тоже, о Холли! Ты тоже получишь от меня этот дар — и вот тогда ты воистину станешь вечнозеленым деревом — таков будет мой дар; ты пришелся мне по душе, Холли, ибо ты не такой глупец, как большинство сыновей человеческих, — и хотя ты исповедуешь религию, такую же несуразную, как и те, прежние, ты все же не разучился услаждать слух женщин приятными словами о красоте их глаз.
— Вот оно что, старина, — шепнул Лео в порыве неожиданной веселости. — Ты тут, оказывается, ублажал ее комплиментами. Не ждал от тебя.
— Благодарю, Айша, — ответил я, стараясь сохранить достоинство. — Если место, которое ты описываешь, и впрямь существует, и в этом странном месте и впрямь можно обрести великую способность отвращать приход Смерти, я все равно не приму твоего дара. Этот мир, о Айша, для меня отнюдь не мягкое гнездышко, где мне хотелось бы вечно нежиться. Земля наша — мать с каменным сердцем: вместо хлеба насущного она дает своим детям лишь камни. Камни вместо еды, прогорклая вода вместо свежей питьевой и розги вместо ласки. Кому захочется продлить эти муки на много существований? Взвалить на себя тяжкое бремя воспоминаний о днях ушедших и утраченных возлюбленных, бремя сострадания к соседу, чьим горестям мы не можем помочь, бремя мудрости, не приносящей с собой никакого утешения? Умирать мучительно, наша нежная плоть содрогается при мысли о том, что станет добычей червей, пусть даже этого не почувствует, она трепещет от страха перед Неведомым, скрытым под саваном. Но еще мучительнее, по моему убеждению, было бы жить тысячелетиями, подобно вечнозеленому дереву, прекрасному снаружи, но иссохшему и трухлявому внутри, чувствуя, как твое сердце тайно точат другие черви — черви воспоминаний.