Еще и кандалы? Приведите кузнеца. И в какой камере держат безымянного третьего? Я хочу с ним поговорить. Немедленно. Не очень-то люблю об этом вспоминать, но в свое время мне довелось изучить парочку здешних темниц. Причем не в качестве праздного туриста или хотя бы наглого захватчика, как сейчас. Должен заметить, что в тех заведениях хоть и было сыровато, но пахнущая болотом жидкость под сапогами не чавкала. И места было куда больше. Хватало для размещения сокамерников и разнообразных орудий пыток. С помощью одного из них меня даже серьезно покалечили и выкрутился из той ситуации я по большей части чудом. С той поры затаил зло на кое-какого епископа. Причем такое, что при произнесении титула Конфидуса вздрагиваю и непроизвольно сжимаю кулаки.
Святой страж Цавус, я ничего не забыл и когда-нибудь все тебе напомню. Ты главное дождись.
Здешняя тюрьма резко отличалась от прежде посещенных. Коридоры настолько узкие, что вдвоем можно разойтись лишь с трудом и только при отсутствии громоздких доспехов и выдающихся деталей экипировки. Дверь низкая, пришлось чуть голову опустить, а за ней обнаружился зловонный мрак крошечной камеры. Будь она чуть меньше, получится отличная телефонная будка.
На скромной площади размещалась узкая дощатая койка, застеленная склизким соломенным матрасом и деревянная бадейка закрытая крышкой. Более в камере ничего не было.
Ну это не считая самого узника.
Безымянный заключенный сидел на своем ложе опустив голову на грудь. Неухоженные темные волосы безобразными космами спускались вниз полностью закрывая лицо, из-под серой ткани простой рубахи выдавались кости плеч, одежда висела будто на огородном пугале. Похоже кормили его не просто скудно, а так, чтобы находился на грани голодной смерти. Такого исхудавшего человека я никогда не видел.
Впрочем вру, на фотографиях военных времен среди узников концлагерей встречались подобные.
Не зная, как обращаться к незнакомцу, я начал вежливо-безлико:
— Приветствую вас. Мы не церковники, монастырь захвачен. Кто вы? Никакого ответа. Даже малейшей реакции не наблюдается. Разговорчивый пленник отозвался из-за спины:
— Тронулся бедолага, такое бывает с теми, кого надолго запирают. Этот все время молчал вроде бы. Может даже без
языка, тут и такие бывали. Пусть рот покажет, проверить надо.
— У вас нет языка? Вы слышите меня? Видите? — я поднес факел к самому уху узника.
Тот, наконец, отреагировал. Очень медленно повернул голову, из хаоса спутанных волос блеснул глаз. Несколько
мгновений узник молча сверлил меня взглядом, затем так же неспешно кивнул.