Мы оба молчим. Тишина кажется мне неловкой и тягостной. Я сказала слишком много, была непозволительно откровенна. Встаю и начинаю нанизывать ветки елки на стержень. Детектив старается не обращать на меня внимания и принимается выкладывать второй ряд гирлянды на полу. Через некоторое время он предлагает мне помочь, и я соглашаюсь. Дерево уже собрано наполовину, когда он обращается ко мне:
– Но ведь с Мией все, должно быть, происходило по-другому. Вы были уже опытной мамой.
Разумеется, он хотел как лучше, хотел сделать комплимент, но меня поражает другое – из всей моей речи ему запомнились слова не о том, что материнство сложная и неблагодарная работа, а о том, что я не обладаю необходимыми качествами, чтобы стать хорошей матерью.
– Мы несколько лет пытались зачать ребенка. Еще до Грейс. И почти потеряли надежду стать родителями. Как же мы были наивны. Думали, что Грейс подарок небес и, конечно, такого больше не повторится. Мы даже не думали о предохранении. И вот в один день это случилось. Началась тошнота, головокружение. Я сразу поняла, что беременна, но Джеймсу сказала только через несколько дней. Боялась его реакции.
– И какой же она была?
Беру очередную ветку из рук детектива и пристраиваю к остальным.
– Не поверил. Решил, что я ошиблась.
– Он не хотел второго ребенка?
– Не уверена, что он и первого хотел, – неожиданно для себя признаюсь я.
Сегодня на Гейбе Хоффмане песочного цвета пиджак из верблюжьей шерсти, за который ему пришлось выложить круг ленькую сумму. Под ним свитер, из-под него виднеется воротник рубашки. Мне становится любопытно: неужели ему не жарко?
– Вы сегодня очень элегантны, – отмечаю я, стараясь не думать о своей пижаме. Во рту еще ощутим неприятный утренний привкус.
В этот момент в окне появляется яркое солнце, и я еще раз имею возможность убедиться, что сегодня детектив выглядит щегольски.
– Заседание суда. Во второй половине дня, – объясняет он, и мы вновь замолкаем.
– Я очень люблю свою дочь, – признаюсь я через несколько минут.
– Я знаю, мэм. А ваш муж? Он ее любит?
Это уже наглость с его стороны. Однако то, что должно заставить обидеться и выставить его, напротив, дает толчок к тому, чтобы подпустить ближе. Мне импонирует прямолинейность Гейба Хоффмана, он из тех, кто не любит долго ходить вокруг да около.
Он пристально смотрит на меня, отчего я отвожу взгляд.
– Джеймс любит только Джеймса, – вынуждена признать я.
На дальней стене фотография в рамке, сделанная в день нашей с Джеймсом свадьбы. Церемония состоялась в старом соборе в городе. Заоблачная сумма была оплачена родителями Джеймса, хотя по традиции это должен был взять на себя мой отец. Деннеты не могли этого допустить. И дело не в том, что они хотели сделать нам роскошный подарок, а в том, что боялись положиться на мою семью, опасались, что свадьба в этом случае получится слишком скромной и им будет стыдно перед близкими и друзьями.