– Ее зовут Кэтрин, – отвечает Гейб. Он сидит на краю дивана и явно чувствует себя неловко.
Мия уже несколько дней подряд расспрашивает меня о матери Колина, но мне нечего ей ответить. Гейб, разумеется, знает намного больше. Мы с ней даже незнакомы, хотя через несколько месяцев станем бабушками одного малыша.
– Она тяжело больна. Последняя стадия Паркинсона.
Я удаляюсь в кухню под предлогом помыть посуду.
– Это мне известно.
– Ее состояние такое, каким и должно быть в ее положении. Она живет в доме для инвалидов, потому что не способна ухаживать за собой.
Мия интересуется, как получилось, что женщина там оказалась, ведь Оуэн – вернее, Колин – был уверен, что его мать дома.
– Я перевез ее туда.
– Вы?
– Да, я. Миссис Тэтчер был необходим постоянный уход.
Этим Гейб, несомненно, зарабатывает в глазах Мии несколько очков в свою пользу.
– Он очень переживал за нее.
– И у него были на то причины. Но с ней все хорошо. – Он выдерживает паузу и продолжает: – Я отвозил ее на похороны.
Наконец он замолкает. Тишина длится довольно долго.
Гейб рассказывал мне о похоронах. Они прошли через несколько дней после возвращения Мии домой. Тогда мы были полностью поглощены проблемами дочери: посещали сеансы у доктора Родос и открывали для себя шокирующие факты, что, например, сигнал холодильника приводит нашего ребенка в ужас.
Гейб принес мне заключение экспертизы и похоронную открытку с фотографией покойного на глянцевой бумаге цвета слоновой кости. Тогда меня рассердило то, что у Колина Тэтчера такие пристойные похороны. Я выбросила приглашение в камин и отвернулась, чтобы не видеть, как его охватили языки пламени, надеясь, что с ним происходит то же самое в аду.
Я выключаю воду и прислушиваюсь, ожидая услышать всхлипывания Мии. Однако она держит себя в руках.
– Вы присутствовали на похоронах?
– Да. Все прошло хорошо. Лучше, чем можно было ожидать.
С каждым днем ее уважение к Гейбу растет. Я замечаю, как меняются интонации в разговоре с ним, в ее голосе уже нет презрения, нет вызова, чаще она внимательно прислушивается к тому, что он говорит. Я же стою у раковины на кухне, нарочито громко гремлю керамическими тарелками и изо всех сил пытаюсь выбросить из головы образ горящего в аду Колина Тэтчера.
– Гроб был…
– Закрытым. Но были его фотографии. Его любило больше людей, чем он предполагал.
– Не сомневаюсь, – произносит Мия.
Опять возникает тишина. Их молчание длится так долго, что я теряю терпение. Поспешно вытираю руки и заглядываю в гостиную. Мия сидит рядом с Гейбом, она даже положила голову ему на плечо. Она плачет, а он гладит ее по спине.