Из оконных щелей дует, но печь помогает поддерживать в доме приемлемую температуру. Дни становятся короче, ночь наступает все раньше, темно и в доме. Можно включить свет, но я не хочу привлекать внимание. Позволяю зажечь лишь ночник. В спальне непроглядная тьма. До самого утра она лежит и вслушивается в темноту. Ждет, что появлюсь я и заберу ее жизнь.
Все дни она проводит у окна. Наблюдает, как падают один за другим последние листья, покрывая землю подгнивающим ковром. Расступившиеся деревья открывают вид на озеро. Осень почти закончилась. Мы находимся на севере страны – до Канады рукой подать, – в самом центре затерянного мира. Ей известно это не хуже, чем мне. Поэтому я и привез ее сюда. Здесь угрозу для нас представляют только медведи. Но, как известно, на зиму эти животные впадают в спячку. Очень скоро они все заснут, и нам останется опасаться лишь холода, способного довести нас до смерти.
Мы почти не разговариваем друг с другом. Набор фраз почти неизменен: обед готов; пойду приму душ; куда ты? пойду спать. Никаких случайных диалогов, большую часть времени мы молчим. В тишине отчетливо слышны все звуки: бурление в животе, кашель, завывание ветра по ночам, шелест веток, потревоженных оленями. И вдруг слышится невозможное и непривычное: шуршание листвы под шинами автомобиля, шаги на крыльце, голоса.
Она мечтает, чтобы ей это не чудилось. Она не может больше ждать. Страх убьет ее.
Впервые я положила глаз на Джеймса в возрасте восемнадцати лет, я была в Штатах с подругами. Молодая наивная девушка, очарованная монстром под названием Чикаго, я пьянела от чувства свободы, появившегося как только мы сели в самолет. Мы жили в маленьком городке в провинции с населением в несколько тысяч человек, с традиционным укладом и обществом весьма приземленных и ограниченных людей.
И внезапно мы попали в совершенно другой мир, оказались в самом сердце рокочущего мегаполиса. Чувства едва не сбили меня с ног. Я влюбилась.
Сначала мое сердце покорил Чикаго, всеми благами, которые мог предложить большой город. Огромные здания, миллионы людей, уверенность, с которой они делали каждый шаг по шумным улицам. Был 1969 год. Мир, как известно, менялся, но, откровенно говоря, я ни на что не обращала внимания. Это меня не волновало. Меня занимало лишь чувство собственного существования, как это нередко бывает в восемнадцать. Мне было важно, как смотрят на меня мужчины, как я ощущаю себя в новой мини-юбке – гораздо короче, чем одобрила бы мама. Я была до смешного неопытна – еще не женщина, но уже не ребенок.