Профессор увлекся, рассказал о странной любви Леды и Лебедя, о еще более странной — Европы и Зевса в обличье быка. Вспомнил и о самовлюбленном Нарциссе, о похищении прекрасной Елены, раскрыл сущность комплексов Эдина и Электры… Кратко пересказал историю Дафниса и Хлои, он собирался было перейти к рискованным эпизодам из «Золотого осла» Апулея, но вдруг спохватился и вспомнил об основной теме занятий.
Но его вновь остановила поднятая рука.
— Еще вопросы?
— Да. Можно у вас спросить, Юлиан Петрович, какого вы мнения об «Антигоне».
— О ком?
Кто-то хихикнул.
— Чего ты смеешься, бестолочь? Я, Юлиан Петрович, имею в виду, конечно же, не ту Антигону. Я про спектакль в «Поп-театре». Вы не смотрели? Говорят, что это последний писк…
— Если я не ошибаюсь, вы говорите о пьесе Ануя. Конечно же, я читал, и скажу вам, Ануй — это далеко не Софокл. Про спектакль я слышал. Действительно, говорят, что это «писк», как вы выразились. Я не могу судить. Не посчастливилось посмотреть. Не хватает для этого двух вещей. Времени и…
— Баксов, — подсказал кто-то. Прокатился смешок — и вновь все испуганно умолкли.
— …и билета. Вы хотели предложить мне билет?
Остряк стушевался. Теперь посмеивались над ним.
— Еще есть вопросы?
Вопросы иссякли — а с ними и время занятий. Профессор наскоро продиктовал задание и отпустил группу. После чего принялся влажной тряпкой уничтожать начертанные на доске гекзаметры и пентаметры. Окончив работу, он обернулся и увидел, что в аудитории не осталось никого, кроме нее. Она улыбалась. И теперь он опять мог прочитать в ее взгляде страх, почти панический, какое-то отчаяние и еще что-то. Но яркие губы раздвигались в какой-то нахальной улыбке.
— Вы, правда, хотели бы посмотреть «Антигону», профессор?
Он раздумывал, не прекратить ли одним махом все эти игры. Но ведь он даже не узнал, что за этим кроется. Пусть только она скажет, что ей нужна отметка автоматом.
— Говорят, туда очень трудно попасть, — ответил он уклончиво и стал сгребать со стола книги, папки.
— Я могла бы вам помочь… Вы знаете, у меня подруга работает в театральной кассе… Это легко было бы устроить.
Профессор молча присматривался к ней. Очевидно, цель имелась, но, кажется, не та, которую он подозревал. Что-то мешало ему поступить так, как он поступал в аналогичных случаях.
Она продолжала:
— Знаете, профессор, это же ничего мне не стоит. Вы так выкладываетесь на лекции, я же вижу. Для меня каждое ваше занятие — маленький праздник…
Незаметно она перестала говорить «мы» и говорила «я».
— Почему я не могу сделать вам маленький сюрприз? Это же мне ничего не стоит…