Но в тот день бабушка никому не звонила. Она ждала.
И я ждал.
Наконец мы дождались: позвонил папа. Обычно бабушка не любит, когда я вмешиваюсь в дела взрослых. Но тут она сама стала передавать мне каждую папину фразу:
– «Этого у Игнатия нет. Точно установили. Он болен серьезно. Надо делать сложную операцию. Но этого нет!» Слава богу, – сказала бабушка. Пошла в комнату и легла на диван.
В тот день она всего-навсего пошарила тряпкой по телефону, по столику, на котором он стоит, по стулу и шкафчику, которые стоят рядом. Но вид у нее был очень усталый.
И я тоже как-то сразу устал…
Но когда через полчаса или минут через сорок раздались необычные звонки – слишком длинные и слишком короткие, я бросился в коридор и схватил трубку.
– Это городок, где живет Игнатий, – сообщил я бабушке. – Велели не вешать трубку и ждать. Я первый скажу его матери… Первый!
– А сын моей соседки никогда не перебегает дорогу старшим, – сказала бабушка.
Отсюда я должен был сделать вывод, что трубку надо отдать ей. Но я такого вывода не сделал. А она не встала с дивана, только внимательно приподняла голову. Она уступила мне.
– Он будет жив и здоров! – крикнул я в трубку. – Этого у него нет. Точно установили! Этого нет. Клянусь своим здоровьем! И вашим тоже!..
Мать Игнатия заплакала на другом конце провода.
В этот момент раздался голос телефонистки. Она хотела что-то сказать, но сказала только одно слово: «Вы…» – и замолчала, хотя междугородные телефонистки могут влезать в чужой разговор как хотят.
Мать Игнатия плакала.
Тогда я радостно заорал:
– Он серьезно болен! Ему будут делать сложную операцию! Но этого нет. Клянусь своим здоровьем. И вашим! Не волнуйтесь. Он будет жив и здоров!
В школе мы часто пишем сочинения на тему «Кем быть?» Чтобы не повторяться, я один раз написал, что мне очень хочется стать геологом, в другой раз, что хочется стать биологом, а в третий, что космонавтом. Но на самом деле я еще не выбрал профессии.
В тот день мне тоже было неясно, кем я в будущем стану. «Но как это здорово, – думал я, – выйти из операционной или из рентгеновского кабинета, увидеть глаза матери, которые прямо остановились от страха и ожидания, устало так улыбнуться и тихо сказать: „Он будет жив… и здоров. Не волнуйтесь… Он будет жив!“»