Началось знаменитое отступление Великой Армии.
22-го октября в город вступили части регулярной армии, Москва ещё дымилась, лежали трупы людей и животных, развалины загромождали улицы, стояли разграбленные и почерневшие от дыма церкви.
Москва после ухода французов три дня подвергалась грабежам: из окрестных деревень явились крестьяне, которые, заходя в пустые дома, забирали всё, что уцелело от разграбления французами. По улицам бродили голодные лошади, которых крестьяне уводили с собой. Но через три дня появившаяся в городе полиция и казаки стали наводить порядок и хватали воров.
Ожидание крестьянского бунта
В 1812-м году возникла опасность бунта крепостных после оставлении Москвы, так как некоторые крепостные, потревоженные слухами, возлагали надежду на освобождение на французов, мол только французы помогут справится с помещиками, которые мешают отмене крепостного права.
Е. Тарле («Нашествие Наполеона в Россию». М., 1959) писал, что ещё в 1805–1807-м годах, «да и в начале нашествия 1812 г. в русском крестьянстве (больше всего среди дворовых слуг и вблизи городов) бродили слухи, в которых представление о Наполеоне связывалось с мечтаниями об освобождении. Говорилось о мифическом письме, которое будто бы французский император послал царю, что, мол, пока царь не освободит крестьян, до той поры будет война и миру не бывать».
Но, по мере продвижения французов вглубь страны при отступлении от Смоленска до Бородина стали распространятся слухи другого рода: говорили, что в русской армии «офицерам и нижним чинам будут даны в награду земли при благополучном окончании войны». Среди крестьян стали распространяться слухи, что попавший в ополчение получит волю.
«Социальное брожение, всколыхнувшееся в крестьянстве, благодаря наполеоновскому нашествию, благодаря носившимся в соединении с ним слухов о воле, а также вследствие возникшей общей растерянности и дезорганизации власти, выражалось довольно определённо и местами переходило в настоящие волнения, сопровождавшиеся разгромом помещичьих усадеб. в Москве крепостные тоже рассчитывали на французов, как на освободителей, ввиду чего ещё предшественнику Ростопчина было предписано «усугубить при теперешних обстоятельствах полицейский надзор во всех тех местах, где народ собирается, в особенности ж по питейным домам, трактирам и на гуляньях, и иметь бдительное внимание к разговорам и суждениям черни, пресекая всякую дерзость и неприличное болтание в самом начале и не давая отнюдь распространяться»» (Н. Фирсов).
В Волоколамском уезде крестьяне под влиянием вражеской пропаганды вышли из повиновения помещикам, приказчикам и старостам, устроили грабёж, хлеб растащили. Денис Давыдов в своих воспоминаниях писал, что его отряд окружил группу ослушников начальства: «Я имел им список, стал выкликать виновных поодиночке и наказывать нагайками».