Я встал и хотел налить еще виски, но не стал. Эта попытка заглушить память о мальчишке-норвежце восемнадцати лет мне бы не помогла.
Джад согласно кивал, мягко и ритмично.
— Я представляю себе, что они отнеслись с недоверием к вашей истории, так как это бы значило, что Хартман стал в 1944 году агентом нацистов, — задумчиво произнес он.
— И, конечно, в конце войны люди так не поступали. Я понимаю их точку зрения.
Я покачал головой.
— Я тоже никогда не понимал, почему он так поступил. Мне это казалось безумием. Вернувшись в Финляндию после войны, я пытался напасть на его след. Осталось очень мало немецких архивов, но мне удалось установить, что он оставался в Ивайло около месяца. Затем немцы попытались переправить его по воздуху на юг, по крайней мере, я обнаружил запись о пассажире инкогнито, опекаемом Абвером — немецкой разведкой. А Абверу особо нечего было делать в таком маленьком местечке, как Ивайло.
Самолет пропал без вести, и я считал, что Хартман мертв. Лишь несколько дней назад выяснилось, что случилось. Видимо, он вынудил пилота приземлиться на замерзшее озеро. Вот это. — Я кивнул в сторону двери.
— Потом он убил пилота. Тело все еще в самолете на дне озера. Значит, он продал и немцев тоже. Но почему? Какой магнит притягивал его сюда, да еще в середине зимы. Это кажется еще большим безумием.
Джад кивнул.
Последовала долгая пауза. Затем мисс Бикман обратилась к Джаду:
— Ну хорошо. Вы верите ему?
Тот ответил:
— Должно быть, он говорил правду. Теперь это не имеет значения.
— Как не имеет значения? — она испепелила его взглядом. — Как вы можете так говорить?
— Он прав, ты должна понять, — поддержал я Джада, — Это действительно не имеет значения.
Она удивленно переводила взгляд с одного из нас на другого. И в конце концов протянула:
— Все-таки до меня не доходит. Это и есть старая замечательная британская идея честной игры?
Я сказал:
— Кто тебе сказал, что деяния секретной службы должны быть честными?
Джад опять согласно кивнул.
— Просто секретными, — констатировал он, — и конечно эффективными.
После долгой паузы, пока она продолжала таращиться на нас, Элис встряхнула головой.
— Нет, это до меня не доходит.
Я заявил:
— Я никогда и не ждал от этой организации честной игры. Как не ряди секретные службы в белые одежды, все они представляют собой натуральный гангстеризм. Как только они начинают действовать — все противоречит закону. Что здесь может быть честным и справедливым? Где правила? Это только секретно, вот и все. Служба держит свои успехи и ошибки в секрете. SIS, несомненно, совершает множество ошибок; так случилось, что я — одна из них. И я не ожидал, что они явятся в Финляндию после войны и начнут расспрашивать: это случилось? или может быть то? Им это не нужно. И я всегда знал, что нечто вроде этого может случиться, и никогда не полагал, что игра будет честной.