И почему-то меня совсем не задело то, что папа покачал головой, нахмурился и сказал:
— Лорна, я тебя прошу — хватит нести чепуху.
Где-то в середине октября я решила, что больше не хочу лежать на кушетке. Стояло ясное холодное утро. Парк Келвингроув, еще недавно зеленый, взорвался красками: красным, оранжевым, желтым, золотисто-коричневым, словно кто-то разом поджег все опавшие листья.
Как обычно, в кабинете доктора Дж. было тепло и уютно, сильно пахло кофе. Когда я сказала ей, что сегодня хочу посидеть, ее лицо озарила слабая улыбка.
— Делайте, как считаете нужным.
Я опустилась в кожаное кресло и посмотрела в окно у нее за спиной. Некоторое время мы сидели в молчании, и почему-то меня это совсем не напрягало.
— Помните, недавно я сказала, что благодаря психотерапии стала гораздо больше понимать о себе, но мне не кажется, что сеансы принесли мне реальную пользу.
Она кивнула.
— Не знаю, почему я это сказала. Вы только что вернулись из отпуска, и, наверное, это был такой идиотский способ дать вам понять, что я соскучилась.
Она улыбнулась и снова кивнула.
— Очень странно, — продолжала я. — Во мне постоянно борются симпатия и антипатия по отношению к вам.
— Я знаю. Это нормально. В действительности это конфликт между стремлением выразить скрытые мысли и эмоции, которые вас пугают, и желанием по-прежнему подавлять их в себе. Вы соскучились по человеку, но говорите, что даже не заметили его отсутствия. Теперь вы отдаете себе отчет в существовании этого конфликта.
Я рассказала ей о нашем семейном ужине. Удивительный парадокс: с тех пор как я признала гнев, который долгое время пыталась игнорировать, он стал мучить меня гораздо меньше. В самом начале я ненавидела и потому вечно высмеивала доктора Дж. Она была идеальной мишенью для злости, она была козлом отпущения. Первое время я болтала обо всем, что приходило в голову, а сейчас понимала, что это была замаскированная форма молчания. Я воспринимала психотерапевтшу как человека, стоявшего выше меня в иерархии, теперь же, когда до нашего расставания оставалось совсем немного, я чувствовала, что мы с ней наконец начинаем беседовать откровенно, как два взрослых человека. Возможно, это прозвучит странно, но мне казалось, что я впервые говорю с ней по-настоящему.
В середине октября я присутствовала на одной конференции в Глазго. Она была посвящена ужасающему росту уровня преступности с применением холодного оружия. За последние двадцать лет количество убийств в наших краях резко выросло, и мой прекрасный город стал считаться одним из самых опасных в западном мире. Я надеялась собрать информацию для статьи в воскресный выпуск, и мне было легко убедить себя, что это и есть главная причина моего появления на конференции. Однако это было неправдой.