В дальнейшем разговоре выяснилось, что столик заказали в тот же день по телефону на фамилию Колосков. У Клары было принято заказывать по телефону, и если до шести вечера заказ не отменяли, следовательно, клиент обязательно приходил. Накладки бывали редко, но в таком случае столики не пустовали — желающих попасть в ресторан было предостаточно. Дина, естественно, не спросила фамилию у странного посетителя, но судя по той уверенности, с которой он вошел, столик действительно был заказан для него.
— Это что же получается, — заговорил Константин Петрович, — человек специально заказал столик заранее, чтобы устроить в нашем ресторане самосожжение? Для каких, извиняюсь, целей?
— Кого же вы могли так сильно обидеть? — подначил подполковник.
— Мне не до шуток, — отмахнулся Константин Петрович. — И потом.., убытки, конечно, есть, но, насколько могу судить, небольшие, могло быть хуже. Пожар предотвратили. Морально, конечно.., да переживем как-нибудь. Только репортер этот, Каморный, растрезвонит на весь город…
— Тут я помочь не могу, — помрачнел подполковник, — ему рот не заткнешь. Везде у него все схвачено, все он знает, всюду успевает, в каждой бочке затычка. Как, говоришь, тот тип выглядел? — обратился он к Дине.
— Нормально выглядел, прилично, костюм новый, пальто опять же.., ой, пальто же осталось!
— Ну-ка, пойдем посмотрим! — оживился подполковник.
Но в карманах пальто нашли только горсть мелочи, и больше ничего, никакой, даже ненужной бумажки.
— Посмотрим, что эксперты скажут. — На этом подполковник откланялся.
Не напрасно владельцы ресторана так опасались вездесущего репортера. Александр Камерный, самый известный в городе репортер криминальных новостей, дело свое знал. Подъехав по звонку одного знакомого сотрудника милиции к ресторану, он велел немедленно снимать все, что вокруг — машины, людей, пожарных. В ресторан съемочную группу не пустили под предлогом того, что они будут мешать работе милиции. Каморный не растерялся, мигом заскочил во двор и заглянул в дверь служебного входа. На лестнице толклись растерянные официанты. Каморный успел только выяснить про самосожжение, как персонал брызнул в стороны от грозного окрика появившейся Клары. Вежливо, но твердо Клара закрыла дверь перед носом настырного репортера, но тот успел разглядеть на лестничной площадке маэстро Эдика и приободрился. Репортер от природы и в силу специфики своей работы имел феноменальную память на лица и фамилии. Эдика он сразу вспомнил, и когда через полчаса маэстро показался в дверях служебного входа, Каморный дал знак шоферу тихонько следовать за ним. За углом музыкант услышал, как его зовут: