Далее к делу была приобщена копия сообщения «В Прокуратуре Союза ССР» (опубликовано в печати 11 июня 1937 г.):
«Дело арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского М. Н., Якира И. Э., Уборевича И. П., Корка А. И., Эйдемана Р. П., Фельдмана Б. М., Примакова В. М. и Путны В. К. расследованием закончено и передано в суд…»
Вот что сразу обратило на себя внимание: несоответствие дат арестов с датами первых допросов, которые были учинены спустя несколько дней. Не могло же быть так, чтобы арестованных не допрашивали? Предполагали, что допросы велись, но показания не устраивали тех, кто возбудил это дело. Показания, безусловно, были нужны, но какие? Только и только признательные. Получить их надо было любой ценой…
Мы заметили на нескольких страницах протокола серо-бурые пятна… Такие пятна оставляют капли крови… Может быть, это тоже кровь? Проконсультировавшись со специалистами, назначили судебно-химическую экспертизу… Оказалось, действительно кровь.
Все очевиднее становилась необходимость испросить у следователей разъяснений по всем этим вопросам. Но где они, эти следователи? Ведь прошло почти двадцать лет. Сотрудники ГВП занялись их розыском…
* * *
Но вернемся пока к материалам. Вот стенограмма-протокол заседания Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР. Состоялось оно 11 июня 1937 г. и началось в 9 часов утра.
Председательствовал армвоенюрист В. В. Ульрих. Подсудимым разъяснили: дело слушается в порядке, установленном законом от 1 декабря 1934 г. Это означало: участие защитника в судебном процессе исключается, приговор окончательный и обжалованию не подлежит…
Стенограмма состояла всего из нескольких страниц. Это свидетельствовало о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями. Да и тот факт, что весь «процесс» длился один день, говорил сам за себя. Пересказать все содержимое стенограммы нет необходимости. Чтобы лучше представить себе, какие показания давали подсудимые по тому или иному пункту обвинений, их сгруппировали. И вот что получилось.
Тухачевский прежде всего заявил: «У меня была горячая любовь к Красной Армии, горячая любовь к Отечеству, которое с Гражданской войны защищал… Что же касается встреч, бесед с представителями немецкого Генерального штаба, их военного атташата в СССР, то они были, носили официальный характер, происходили на маневрах, приемах. Немцам показывалась наша военная техника, они имели возможность наблюдать за изменениями, происходящими в организации войск, их оснащением. Но все это имело место до прихода Гитлера к власти, когда наши отношения с Германией резко изменились…»