— Я думал, вокруг него толпы женщин.
— О, наверно, есть какие-то женщины. Но, должно быть, мерзкие, нечистоплотные, которым только нужны его деньги и выпивка, как было в его прошлой жизни, когда я еще не вышла за него замуж, это такой страшный, материалистический мир… О, мне его так жалко, он создал ад вокруг себя и вот теперь оказался один в этом аду, у него депрессия, а вокруг горы немытой посуды…
— Ну так поезжай и перемой ее!
— Брэдли, прошу тебя, съезди в Бристоль.
— А мне так кажется, что тебе до смерти хочется к нему вернуться…
— Прошу тебя, съезди и привези мои драгоценности, я дам тебе ключ.
— Да перестань ты, бога ради, твердить про свои драгоценности. Ничего с ними не сделается. По закону они так или иначе принадлежат тебе. Украшения остаются за женой.
— Закон здесь ни при чем. О, мне так хочется, чтобы они были у меня, это ведь единственное, что у меня есть, больше у меня во всем свете нет ничего, я чувствую, они меня зовут… И маленькие безделушки, и полосатая ваза…
— Присцилла, дорогая, перестань сходить с ума.
— Брэдли, ну пожалуйста, прошу тебя, съезди в Бристоль. Он еще не успеет их продать, не додумается. И потом, он, наверно, воображает, что я вернусь. Они все на своих местах. Я дам тебе ключ от дома, ты зайдешь, когда он будет на работе, и возьмешь мои вещи, тебе это не составит никакого труда, а у меня сразу отляжет от сердца, я тогда сделаю все, что ты мне скажешь, это уже будет совсем другое дело.
И тут у входной двери зазвонили. Я встал. Я глупо, бессмысленно расчувствовался. Ласково махнув Присцилле рукой, я вышел из спальни и закрыл за собою дверь.
Я отпер дверь — на пороге стоял Арнольд Баффин. Точно два танцора, мы проскользнули в гостиную.
У Арнольда, когда он бывал взволнован, все лицо розовело, словно на него направляли красный свет. Разрумянился он и теперь, и блеклые глаза за стеклами очков выражали нервную озабоченность. Он похлопал меня по плечу, не похлопал, а быстро дотронулся, словно осалил, и спросил:
— Ну, как она?
— Лучше. Вы с Рейчел были так добры.
— Это Рейчел. Брэдли, вы не сердитесь на меня?..
— За что мне на вас сердиться?
— Вы же знаете, они вам передали, что я увел Кристиан?
— О миссис Эвендейл я ничего не желаю слышать, — сказал я.
— Ну вот. Вы сердитесь. О господи.
— Я и не думаю сердиться. Я — просто — не — желаю — ничего — слышать…
— Я ведь не хотел, так само получилось.
— Вот и прекрасно. И довольно об этом.
— Но не могу же я теперь делать вид, будто вообще ничего и не было. Брэдли, мне необходимо поговорить с вами, я хочу, чтобы вы перестали меня обвинять, я же понимаю, я не идиот, в конце концов, я ведь писатель, разве я не знаю, как сложно…