Был родич из Помошной. Слесарь на железнодорожной электростанции. Рассказывает:
— Кормят плохо. На всю семью, на троих, получаем в месяц четырнадцать с половиной килограммов просяной муки. На пасху объявили: будет подарок — соль, крупы, постное масло. Давали на рабочего — пятьсот граммов проса, тридцать граммов подсолнечного масла, пятьдесят граммов соли. Масла столько, чтоб только дно бутылки закрыть.
Рабочие издевались. Нарочно приходили с двумя мешками и ведром.
— Ну, дайте подарочек.
2 июля 1943 г.
У нас тоже вошел в действие приказ о призыве в Германию четырех возрастов молодежи.
Числа 24-го разнесли повестки. В них, кроме предупреждения явиться 29-го в село Грушку, было: захватить с собой «ковуру, ложку, миску». В случае неявки «будете покараны тяжкою тюрьмою». «Перед комиссией будет прочитана лекция о значении и целях набора».
На село оказалось сто восемьдесят человек.
На другой день никого из молодежи не было в поле. А так как пашут, возят и т. д. больше хлопцы, бригадиры бегали ошалелые.
В полдень услышали: приехало двенадцать человек. Женщина с детьми, одна девушка-дегенерат, тот самый Петр, девушка-счетовод из конторы, одна беременная. Те, кто рассчитывал освободиться.
К вечеру, говорили, вернулись все: комиссия уехала, опоздали. Благодаря нашему колхозу сорвалась отправка со всего села. Следующая комиссия, мол, через десять дней.
11 июля 1943 г.
Два-три дня назад заговорили: идет еще три года в Германию.
Кто-то уже видел приказы. 26-й, 27-й, 21-й, 20-й годы рождения. В тот же день вечером посыльные обходили хаты со списками. Хлопцы, девчата, мужчины, женщины расписывались, что явятся на комиссию, когда потребуют.
Носили до полуночи.
Николай Бондарчук вернулся с гужтруда (в Троянах строят шоссе) разволнованный. Уже знал о приказе. Его год подходил. Рассказал о старике на работе.
— Не боится. Говорит, что два сына в Германии, Теперь обоих дочерей брать должны. На що ж тоди мени життя? Друки в руки та в лис. Сами заставляють. Хай менэ убьють. Спочатку я скильки побью!
Микола тоже хорохорится.
— Чтоб я в Германию? Шалишь. Уйду. Скажу, что вызывают. Ну, уж только не в Германию. Пойду братьев искать… Хотя бы успеть рожь выкосить. Молотить уж не придется.
Позже он скис.
— Придется, наверное, идти, а то родичам будет плохо. Ну, уж перед уходом наделаю бешкету. Такого, что решат, будто целый полк партизан проходит.
— Ну, это мальчишество.
— А что ж будете делать?
— По-моему, вчера ты сам знал.
— А родичи? Ничего, Германию посмотрю. Вы мне напишете?
— Если в Германию поедешь — нет.