103. В. В. Маяковскому (Баку, 18 февраля 1921 г. – в Москву)>*
<1>
Роста. Владимиру Владимировичу Маяковскому.
Думаю писать вещь, в которой бы участвовало все человечество, 3 миллиарда, и игра в ней была бы обязательна для него.
Но обыкновенный язык не годится для вещи и приходится создавать новый шаг за шагом.
Познакомьтесь с тов. Солнышкиным, его я представляю как хорошего друга. Здесь, кроме Крученых, – он собирается к вам, – есть Самородов, Лоскутов. Солнышкин, которых всех вы в свое время увидите.
Когда молчит печатный станок, я умер. До воскресения из мертвых печати!
<2>
Дорогой Володя!
В чернильнице у писателя сухо, и муха не захлебнется от восторга, пустившись вплавь по этой чернильнице.
Эта истина новой Большой Медведицей господствует над нашим временем.
Я живу на грани России и Персии, куда меня очень тянет.
На Кавказе летом будет очень хорошо, и я никуда не собираюсь выезжать из него.
Снимаю с себя чалму Эльбруса и кланяюсь мощам Москвы.
В числах я зело искусил себя. И готов построить весну чисел, если бы работал печатный станок.
Но вместо сердца у меня какая-то щепка или копченая селедка, не знаю. Песни молчат.
Вот почему прекрасны крики «Эво-э!» и распущенные волосы.
Твой В. Хлебников
18.11.21 г.
104. В. Э. Мейерхольду (Баку, 18 февраля 1921 г. – в Москву)>*
Всеволод Эмилиевич!
Разрешите представить Вам дорогого тов. Солнышкина, чтобы он привез Вам в вашу столицу Севера немного, горсточку, вечных огней Баку. Если у Вас на подмостках сумрак – царь вселенной, поместите его повыше, поближе к своду, как маленькое искусственное солнышко. – Мой совет. Ему дано в свое время и в свой срок – не торопите – бросить луч теплого солнечного света туда, где сумрак и сырость, если они молят об этом. Позднее сами убедитесь в этом. Кроме многих разнообразных дарований, к сожалению, пока еще не оцененных жизнью, его тянет в мир Вашего искусства, то есть область тех перевоплощений и переодеваний человеческого духа, портным и закройщиком в которых является сам человек. Эта жажда множественности бытия, тысячью волн разбившись об утес его единичности, о цепи единственного числа, ищет себе естественного выхода в Вашей области, искусстве игры. Я не высокого мнения о стране, заставляющей прибегать людей, как т. Солнышкин, во время опытов к освещению кусками светящейся серы, что ему приходилось делать в молодости.
Что касается меня, то я добился обещанного переворота в понимании времени, захватывающего область нескольких наук, и мне необходим мандат для напечатания моей книги. Что если мне выслать его сюда в Баку? Это был бы удачный выход из положения. Книга уже готова и написана языком уравнений. Это полотно, где одна только краска – число.