– Магнитное поле, – убежденно говорил Мак, прижимая к груди ключ на десять. Ключи и отвертки пока хранили послушание. – Наводка. Искажение сигнала.
– Во всем Городе? – отозвался Нат от терминала. – Коммуникаторы только что жаловались, у Лексуса в студии самый настоящий… Какого черта?!
Ким проследил за взглядом Ната и увидел, что на экране терминала вместо базы заявок вдруг само собой всплыло меню «Космической угрозы» с предложением выбрать оружие для правой руки (Кима всегда интересовало, зачем предлагать игроку, помимо нормального электролазерного дева, складной нож и нунчаки).
До вечера их дергали отовсюду, причем ни один из механиков не мог ничего поделать с неисправностью, которую был призван устранить: сломанная машина прекращала безобразничать либо будучи разобранной на части, либо сама собой – и никак иначе.
Мака еще никто не видел таким огорошенным. Ким подозревал, что за всю долгую рабочую биографию с мастером еще не случалось такого, чтобы хотя бы один механизм так внаглую его не слушал. Их «домашнему» мультиботу механик объявил войну, запихнув его в угол и завалив ящиками, чтобы посадить батарею, но и оттуда бот еще подавал голос, с железными интонациями копируя фирменное «Добрый, добрый, добрый, добрый вечер!» Лексуса.
– Технари второго-то уровня что говорят? – спросил Ким у Ильнура тихонько, чтобы не травмировать и без того травмированного мастера. – Ну или третьего? Главным же виднее?
– Ничего не говорят, – огрызнулся употевший Ильнур. – Без понятия они.
«Как это они могут быть без понятия? – раздраженно подумал Ким, – Тогда уж без мозгов, если так…»
– Слава богу, кончился этот день, – со вздохом сказал Нат, когда вечером до крайности усталые механики столпились на выходе из мастерской, – Не могу объяснить, что это было, но надеюсь, завтра оно не повторится.
Но назавтра все повторилось в точности, и даже хуже. Зато нашлось объяснение; и конечно, всю правду знал не кто иной, как Лексус. Машинное безумие отодвинуло на второй план даже Петера, и Тори с восторгом ухватился за выпавший ему шанс.
– Мы были слепы и глухи! – На башке у Тори в такт словам покачивался панковский гребень невероятной величины, – Кто верил, что у машины может быть душа? Интересовало ли нас, что чувствует термо-пот или старые добрые двери? Нет! А теперь слишком поздно. Уже сейчас. Здесь. В нашем Городе. Начинается. ВОССТАНИЕ МАШИН!
– И почему он еще не в дурдоме, а? – Ерик за завтраком в столовой одной рукой держал пластфон, смотря ролик, а другой выдавливал кетчуп на сосиски, не замечая, что уже залил весь рукав.