Другая причина, почему я поселился именно здесь, — недоверие к местным, усиленное ночевкой у вдовы Килины. Не хотелось каждый раз убегать спать на сено, и, хотя Пилипчук пытался поставить нового «пана-товарища» участкового кому-нибудь на квартиру, я категорически отказался.
С того времени, как вверенный мне населенный пункт Ямки оставило подразделение МГБ, прошло еще три дня, и в память о них не запало ничего, кроме разве что того, как во дворе покойного Задуры забивали досками колодец: теперь воду из него люди пить не будут. За это время, особенно когда остался на хозяйстве сам, понял, насколько я тут чужой для всех. Даже «штырьки» этого не скрывали, хотя они вместе с несколькими сельскими активистами хотя бы пытались проявить нечто похожее на уважение. А плюгавый Пилипчук меня, наверное, побаивался. Он, по моим наблюдениям, так же относился вообще ко всем, поэтому время от времени безо всякой видимой причины кричал на людей, брызгая слюной. Мог даже топать ногами и махать кулаками: все это, очевидно, до некоторой степени прибавляло ему уверенности в себе.
Именно эта манера поселкового председателя так решать даже элементарные вопросы стала причиной встречи с учительницей Лизой Вороновой. Ее фамилию, как и остальных жителей села, я к тому времени уже знал, потому что ходил из дома в дом, знакомился.
Мы виделись ежедневно, только поговорить со времени нашей первой встречи не получалось. Здоровались, обменивались малозначительными фразами, и, озабоченный освоением на новом месте и новой должности, я, если честно, совсем о ней не думал. Но в то утро, когда учительница Лиза пришла в поселковый совет, я как раз ковырялся в мотоцикле на дворе. И вдруг я понял: вот она, родственная душа.
Тогда ничего другого, кроме понимания, что она, коренная москвичка, здесь тоже чужая, еще не появилось. Не знал я и того, что этот день будет последним перед значительными потрясениями, которые меня ожидали. Просто поднялся с колен, отряхнул форменное галифе — мою как рабочую, так и повседневную одежду, — вытер тряпкой грязную от смазки руку и протянул ей, здороваясь.
— Доброе утро!
— Вот очень хорошо, товарищ участковый, что я именно вас тут застала! — воскликнула Лиза в ответ.
— Елизавета Алексеевна! — я нахмурил брови в притворной суровости. — Товарищ Воронова! Мы же договорились!
— Да знаю я, Михаил, знаю! — зачастила она, нервно поправляя волосы, которые непослушно выбились из-под берета. — Только я к вам как к официальному лицу, ну, при исполнении…
— Что-то случилось? — я мигом стал серьезным.