Прочитав рукопись, компетентные органы признали ее однозначно антисоветской, и встал вопрос: что делать с автором. Вот тогда в дело вмешался мой отец, и через некоторое время все, от кого это зависело, договорились: раз не нашли прямой связи Григория Титаренко с украинскими буржуазными националистами, а рукопись он не успел опубликовать, даже супруге не показывал, агитация и пропаганда здесь могут считаться сугубо формальными. Скорее, он занимался распространением заведомо ложных сведений об утверждении светской власти на Волыни в послевоенное время и о местах лишения свободы, где отбывали должное наказание предатели родины. То есть изложил все это на бумаге, а распространить не успел, потому что органы оказались настолько компетентными, что вмешались вовремя.
В таком случае лучше признать, что у Титаренко не все в порядке с головой. Действительно, кто в здравом рассудке будет упорно строчить на машинке по ночам весь этот антисоветский бред… По словам тети Оли, дядя не слишком сопротивлялся. Он выбрал не тюрьму, суд и зону, о которых знал слишком хорошо, а сумасшедший дом — тоже тюрьму, но, как ему казалось, немного другую. Понятно, что он ошибался насчет возможностей советской репрессивной психиатрии. Но и тут другого выхода ему не оставили. Разве что наложить на себя руки.
А тетю Олю оставили в покое, но она еще долго не решалась забрать тетради из тайников. К тому же за годы так называемого лечения Титаренко забыл об их существовании. Доходило до того, что он переставал узнавать сам себя. Когда его наконец выпустили, тете удалось отчасти восстановить его нормальное состояние. Правда, никем, кроме кочегара и дворника, он работать уже не мог. Никто, кроме, разумеется, моих родителей, не знал истинной причины, почему Григория поместили в психиатричку, поэтому его супругу в основном жалели. А то, что к Титаренко приходили с обыском, тоже списали на болезнь моего дяди: так, мол, его переклинило, что милицию пришлось вызывать.
Вот такая история трех тетрадей, переданных мне вдовой Григория Титаренко. Почему тетя Оля не сделала этого раньше? Этого она мне как следует не объяснила. То ли не до тетрадей было, поскольку после смерти мужа нужно было как-то жить дальше. То ли не знала, в чьи руки их нужно отдать, чтобы поступить правильно и труд не пропал. А может, просто почувствовала, как стремительно и внезапно подступает старость, вот и испугалась, что умрет вот так вдруг и преждевременно, как дядя Григорий, и не успеет довести до конца то, ради чего положил жизнь ее муж.