Он рассказывал о самом отвратительном и прекрасном, что бывает в жизни. Он откуда-то знал всё, что случилось со мной, и всё, что случится. Сам того не понимая, он творил магию, этот истерзанный рыжий дурак, и с каждым его словом мир наполнялся ею.
Плечи мои налились тяжестью. Изветшавшая рубашка с треском разорвалась.
Он читал о любви и о страхе, и о тех, кто жил в хижине из старых веток и молодого ветра, и о тех, кто придёт за ними, и о вечной как небо истории о том, что ты никогда не знаешь, что у тебя отнято, а что дано. Но ты можешь пытаться жить так, словно не отнято ничего, а дано всё. И может быть, из этого что-нибудь и получится.
Когда замерла последняя строка, я расправил за спиной белоснежные крылья. Ветер провел по ним пальцем, словно пробуя остроту перьев, и уважительно присвистнул.
Поэт посмотрел на меня, улыбнулся, осел и, кажется, собрался помереть.
Но теперь у меня были на него свои планы.
Я подхватил его на руки, разбежался и взлетел. Исписанные листы выпали из его ослабевших пальцев, но это меня не беспокоило: я знал, что запомнил поэму наизусть.
Восходящий поток подхватил нас и понёс. Взмахивая крыльями, я поднимался всё выше и выше, пока не увидел сверкающие вдалеке крыши дворца. И тогда я помчался туда, где ждала меня моя сестра, каждый день выходя на балкон и вглядываясь в голубеющее небо.
А где-то далеко внизу ветер разбросал исписанные страницы среди зарослей крапивы, взмыл за нами следом и растаял в облаках, похожих на стаю лебедей.
Mar. 23rd, 2016 at 10:15 AM