VI
"Колченогий начальник" родом был тоже из Добросельцев, даже и фамилию носил Добросельский, но в эту зиму проживал по большей части в Червонных Маках, ближе к службе. Квартировал у одной бабульки, которая всю жизнь протопала сторожихой при церкви, а после того, как прихожане церковь закрыли, словно всем назло, не работала нигде. Квартирант колол ей дрова, приносил из бывшего поповского колодца ведро воды. Этого ведра хватало бабке почти на двое суток.
В родной деревне у Ивана Добросельского был обжитой угол: хата, сарай, гуменце, дровяник. Все это не новое, но еще могло бы послужить. Не жил там парень скорее потому, что боялся зимнего одиночества. В сельсовет он приходил рано, едва первые стайки учеников торили дорогу в школу. Когда в его клетушке, бывало, сильно натопчут, брал в настывшем коридорчике веник-голик, подметал, насколько это было возможно, пол, протирал газетой стол и садился за работу. Печка приходил добрым часом позже, финагент же с утра вообще не показывался в сельсовете, а являлся лишь тогда, когда ноги уже едва нащупывали ступеньки, а руки - щеколду. Первым делом Иван с Василем выясняли, чья очередь подметать главную сельсоветскую комнату: Мокрут не брал уборщицы, так как положенных на хозяйственные нужды средств едва хватало, чтобы содержать лошадь. Подчиненным порой приходилось поломать голову, как все уладить, чтобы председатель не злился. Любил Мокрут лихо, с ветерком прокатиться, чтобы снег разлетался от конских копыт. Любил, чтобы в его служебном помещении был порядок: пол подметен, стол убран, поповское кресло протерто от пыли. По справедливости чаще всего складывалось так, что надо бы за голик браться финагенту, да где ж ты его дождешься. Поэтому обычно Иван с Василем засучивали рукава и вдвоем до прихода Мокрута разгоняли пыль и мусор по углам, где они и копились до поры до времени.
Сегодня Иван вышел на работу еще затемно. Бабулька его встает очень рано, начинает шоргать по полу своими допотопными гамашами, подаренными, видно, еще попадьей. Шорганье это уже не даст спать, так как старуха - уж не назло ли? - все норовит пройти поближе к кушетке, которую сдает квартиранту.
В сельсовете Иван отпер свою каморку и по густоте воздуха почуял, что в ней кто-то ночевал. Стал приводить в порядок свое рабочее место, что на этот раз требовалось вовсе не для ритуала: от заснеженных сапог или валенок один конец большого, прежде скорее всего семейного стола был мокрым, посередине черствели крошки хлеба, желтела луковая шелуха, было просыпано немного соли и немного махорки.