У тети Зои были темные пустые сени, я их боялась. У тети Дуни в сенях всегда стояла бочка с квасом, а огромный ларь с мукой был полон круглых хлебов, испеченных на неделю. Мы лазили в этот ларь без спросу за каральками (большими сладкими бубликами). У тети Дуни я спала на теплой печи, у тети Зои печь никогда не протапливалась, спать там было нельзя. Не помню в ее доме ничего, кроме кровати. Наверное, мы там ни разу не ели, если не запомнился даже стол. У тети Дуни был хозяйственный столик у печки, крохотный «туалетный» столик под фотографиями в рамке в простенке между окнами и обеденный стол, где все после ужина играли в лото.
Тетя Дуня учила своим примером жить вкусно и чисто. Дощатый некрашеный пол каждую субботу старшие дети старательно «шоркали голиком», а вечером вся семья мылась в баньке. Тетя Зоя учила получать наслаждение от жизни, не вставая с кровати. «Девочки, вы не лежите просто так. Видите, трещины на потолке. Не смотрите на них бездумно, ищите рисунки в этих трещинках. Вон там — лицо, там — дерево…» И мы научились видеть несуществующие лица и не научились видеть убогость реального потолка.
Тетя Дуня всю жизнь стыдилась своей необразованности, хотя читать она умела и с благоговением брала в руки перед сном очередной выпуск «Роман-газеты», прочитать пару страниц. Тетя Зоя ходила по деревне с гордо поднятой головой. Зоя была парторгом школы. Но мы все любили тетю Дуню. К ней на лето привозили не только нас с сестрой, но и всех родных внуков Зои. Зоино неумение жить реальной жизнью в семье не обсуждалось и не критиковалось. Зоя была «святой».
У Зои было трое детей, мужья от нее уходили. Дуня, лишившись трагически мужа и сына, вышла замуж за вдовца с двумя дочками. Они уже окончили школу и появлялись в моей детской жизни эпизодически. Но и их жизнь заставляет задуматься. Дунины падчерицы выросли умелыми хозяйками, а дети Зои и мы с сестрой успели усвоить от Зои, что книга в руках — это весомое оправдание неприготовленного обеда, пятен на одежде, неубранной квартиры, провисших дверок в шкафах, неряшливых гвоздей на стенах вместо полочек и многих других признаков неуютного жития. И никто из нас, как и сама Зоя, не догадывался, как плохо жить детям около неумелых родителей.
Почему в тех умных книгах, которые дни и ночи напролет читала тетя Зоя, она не вычитала, что, видя трещину, надо встать, замазать ее и побелить весь потолок заново? Почему за все 80 лет своей жизни, прочитав тонны умных книг, она так и не догадалась об этом? Почему умение читать стало оправданием трещин на потолке в ее пустом голодном неуютном доме? Почему в руках ленивых книги классиков становятся оправданием и ширмой для лени? Разве для этого их писали?