Он заметил, что глаза мальчишки потеплели, и теперь гость уже не казался ему почти разбойником, готовым отобрать самое дорогое.
— Кстати, относительно мольберта, он у тебя есть?
— Нет, — отрицательно покачал головой Илья.
— Значит, будет. А еще очень хорошие краски, а главное — кисти. Я когда-то сам пробовал себя в живописи и знаю, какой это дефицит.
Глаза юноши уже загорелись, он смотрел на гостя с уважением. Мать, стоявшая за его спиной, кажется, была счастлива еще больше.
— А теперь пойдем посмотрим на твои работы. Миллионов сразу не обещаю, — Савинов снисходительно улыбнулся, — но то, что ты окупишь свою работу с лихвой, можешь быть уверен… Повторяю, это называется жизнью, Илья, — опять, но уже вполголоса, сказал Савинов, когда мать пошла заваривать по его просьбе свежий чай. — А потом, ты — молодой человек. Тебе, наверное, хочется модно одеться, понравиться девчонкам. Влезть в хорошие джинсы, обзавестись кожаной курткой, хорошим магнитофоном, иметь мелочь, чтобы сводить одноклассницу в кафе. Или нет?
Илья покраснел, ничего не ответил. Савинов чувствовал, что попал в самую точку. В эту минуту они стояли перед разложенными картинами, но сам художник не видел их. «Ах, как все просто бывает в этой жизни, — думал Дмитрий Павлович, — даже трудно себе представить, как все просто!».
— Мне не обязательно отдавать все деньги твоей матери, часть их можешь потратить на себя. Ты должен это сделать, обязан. Тем более что через несколько лет, когда ты окрепнешь как живописец, я устрою твой первый вернисаж. И тогда тебе придется быть настоящим принцем!
Он едва успел договорить, когда в углу комнаты увидел этюд на картоне: старую лодку в камышах и подступающее к озеру поле подсолнухов… Неужели?! Савинова едва не бросило в холодный пот. Он написан так рано?! Конечно, он помнил эту работу! Нежные, прозрачные краски, живые. Вот она, часть золотой горы! Гость непроизвольно усмехнулся: так можно было и опоздать. Этюд после смерти художника оценили в двадцать пять тысяч долларов. А сколько он будет стоить через десять лет? А через двадцать?..
В комнату зашла мать с подносом, в чашках дымился чай. Но, спохватившись, оглядев заваленную комнату, пригласила в другую, свою. Савинов рассеянно кивнул, бросил: «Сию минуту». А вон там, у батареи, это, кажется, два ангела? Михаил и Гавриил. Конечно. Серебристо-белые, с горящими глазами, у обоих в руках мечи. Только что окончен бой с дьяволом, последний низвергнут. Кажется, так объяснял художник свою картину. И теперь победители смотрят на зрителя…