— Здесь есть что-то, что ты никогда бы не продал никому?
Юноша задумался:
— Наверное, нет. Конечно, мне их все жалко…
Савинов указал на этюд:
— Тогда вон тот картон с лодкой и подсолнухами — твоя кожаная куртка, а вот эти два ангела — мольберт, краски и кисти. К ним я, пожалуй, возьму еще работ двадцать, — задумавшись, он вытянул губы трубочкой, — или тридцать. Эти деньги понадобятся твоей матери.
Через полчаса, рассчитавшись, он прошел в коридор. Женщина негромко и сбивчиво заговорила:
— Я бы никогда не смогла так сказать ему, как сказали вы. Спасибо вам огромное, приезжайте еще, уважаемый Дмитрий Павлович, конечно, если у вас будет необходимость.
— Очень возможно, что будет.
К ним подошел Илья.
— Завтра я привезу все, что обещал, — громко сказал Савинов, — в девять вечера.
Их глаза встретились. Юноша смотрел на него с восхищением и благодарностью. Правда, в них была легкая боль от расставания с картинами. Ну, так она быстро пройдет, когда появятся новые шедевры!
Савинов радушно улыбнулся ему:
— Эти работы будут висеть у меня дома, пока их не примет выставочный зал. Все, что ты должен, — это больше работать. Тогда каждая твоя новая картина будет лучше прежней. И главное: не жалей ни о чем. Думай только о будущем!
Золотая гора — тощий юноша в серых брючках и майке! Он даже и не подозревает, что жизнь его, как лодка под порывом налетевшего ветра, уже поворачивается и готова понестись по новому пути. И, может быть, вопреки всем законам, взлететь?..
Он, Дмитрий Савинов, укажет направление…
Когда за ним захлопнулась дверь, он сделал шаг на первую ступень и остановился. За дверью послышался приглушенный голос матери Ильи, затем стал громче: «Что ты куксишься? Радуйся, бестолочь моя, что появился этот добрый сумасшедший человек, радуйся! Молиться на него надо, а не дуться…»
«Это верно, — спускаясь по ступеням, улыбаясь, соглашался с Зинаидой Ивановной Савинов, — молитесь на меня. И помните: все это — только начало…»
На следующий день он привез в дом Иноковых мольберт, краски и кисти. А также новенькую, одурманивающую запахом кожаную куртку. И джинсы по размеру. Для юноши это было событием. Мать не верила своим глазам. «Теперь все девчонки твои», — на ухо Илье сказал Савинов. Парень долго не отходил от зеркала. Пусть художник, отшельник, но все-таки молодой мужчина. Куда от этого деться?
С собой Савинов забрал еще около тридцати работ, щедро расплатившись и наказав Илье больше работать. «Кажется, увечный пионер отдает честь именно мне, — выезжая из ворот, думал он. — Уважает, бедолага!..»