Все точно: слово в слово. Нужно что-то сказать? На этот раз он не будет церемониться:
— Какая же ты сучка, Людмила! Отчаянная! Скажешь, нет?
По крайней мере он был искренен. Она засмеялась, повернулась к нему:
— Скажу, да. Только ты, кобелек, тоже прохвост еще тот. Тебе одному я только и могу это рассказать. Потому что мы с тобой одним миром мазаны, товарищ Савинов. Ты даже осудить меня не сможешь, — ее ироничный взгляд так и колол его, — сам такой!
Савинов приподнялся на локте, потушил сигарету в стоявшей на журнальном столике пепельнице.
— А вот как я возьму и все твоему Сене передам?
Люда пристально посмотрела на него, усмехнулась:
— Не поверит. Одно мое слово, и он про тебя забудет. Даже как зовут.
— Я же говорю, сучка.
Она положила руку ему на живот, потянулась вниз.
— Ладно, милый, давай-ка лучше о чем-нибудь веселом… Надеюсь, ты еще не умер?
Когда через час она вышла из душа, юная и тоненькая, как и прежде, он подумал: «Пожалуй, я тебя не оставлю так скоро…»
— Слушай, Дима, — надевая трусики, с насмешкой улыбнулась она, — откуда у тебя эта мазня? — Она кивнула на пару работ Инокова, которые висели у него на стене.
— А вдруг этот художник однажды станет великим?
— Вот этот? — поправляя лиф, удивилась она.
— Первые свои скрипки Страдивари продавал за гроши. Первые картины Гогена кем только не были обруганы. И он рад был сбыть их за любые деньги. Все оптом. Таких примеров — тысячи.
— Ты — фантаст, — улыбнулась она, — но в этом безумном поступке я узнаю Диму Савинова.
«Ты хороша, Людмила, — глядя, как она влезает в юбку, надевает жакет, думал он, — хороша и умна, но ты не королева. Так, баронесса. Из захолустья. И однажды я обязательно брошу тебя…»
Уже скоро он должен был встретить другую женщину. И эта тема занимала его почти так же, как тема художника Инокова. Но он не станет торопить события, как бы ему этого ни хотелось.
С матерью Савинов давно жил раздельно. Одну из четырех своих комнат, дальнюю, в большой квартире с окнами на Волгу, он оборудовал под хранилище. Не приглашая никого, сам сбил до потолка стеллажи, заказал чехлы для картин. Сюда они и переезжали, уже купленные, из поселка со станции Барятинская. Переезжали его собственностью. Железной двери для всей квартиры Савинову показалось мало, он заказал точно такую же и для комнаты с картинами. А тем, кто ставил, людям его не знавшим, объяснил между делом, что жить здесь будут две семьи, не слишком-то ладящие друг с другом.
За ближайшие полгода к нему переселилось более пятисот картин и этюдов Ильи Инокова. Некоторые из них он повесил у себя дома — в итальянском багете. Знакомые его пристрастия не разделяли. Но ему на них было глубоко наплевать. Если бы они заглянули через стену, вот это да! Они бы сочли его сумасшедшим. А если бы они смогли заглянуть за стену, которая именуется Временем? Что тогда?