В марте он был на рыбалке. Кузин, братья Рудаковы, челядь. Ловили стерлядку. Места были заповедные, на Владимирских островах, только для избранных. Десять га земли в личном пользовании. Охотничий домик, баня, два коттеджа. Один — Костин, другой — Валин. Домик — общий. Баня тоже.
Третий коттедж, самый крупный, строился для отца.
Валя, крепкий, низкий, выбривавший голову короче Константина, носивший на ремне всякую всячину — ножи, компасы, что-то еще, рассказывал, как однажды на озерах появилась чья-то моторка. Так он, не будь дураком, стрельнул по ней. Как они драпали! И как он матерился им вслед!
Савинов слушал Валю и улыбался. Кузин, лукавый Кузин, ржал, хлопал его по плечу и тыкал пальцем в рассказчика. И в конечном итоге едва не поперхнулся сырой, переперченной им в запале стерлядкой.
А Савинов не находил себе места. И когда через день, вечером, шофер привез девушек из городского борделя, он сел на катер и понесся к большой земле, там пересел в «мерседес» и рванул в город. Еще на острове он понял, что это было. Он набрал по сотовому номер тетки, — мать говорила, что собралась к сестре, — та сказала, что Галина обещала, но не приехала. Тогда он набрал другой номер, но абонент не откликнулся.
Он затормозил на улице Станковой, у дома № 9.
Заскочил в подъезд.
Пролетел семь маршей до четвертого этажа.
Позвонил.
Никакого движения за дверью.
Он звонил вновь и вновь, не отнимал пальца от звонка, стучал.
Тишина.
И тогда он все понял — разом.
Как долго он готовился к этому дню. Сколько лет! Лучшие лекарства, курорты. И вдруг забыл — день и час… А всего-то и нужно было — появиться в полдень.
Он сполз по косяку, сел на корточки, закрыл руками лицо.
— Дмитрий Павлович, Дмитрий Павлович, — услышал он через туман знакомый голос, — что с вами? Сердце?
Он поднял голову, это была соседка.
— Вызовите «скорую», — прошептал он, — скорее.
— Конечно, конечно…
Соседка скрылась, через полминуты вылетела на площадку.
— А Галины Павловны… нет дома?