Половков молчал. На какое то мгновение в его душе плеснулась радость, но тут же вспомнилось как хоронили капитана Егорова, погибшего в тот же день, когда вручали награды.
Торжественный день награждения был хмур, из неба сочился скудный дождь. И тут прилетел снаряд. Один. Взрывом убило Егорова, несколько солдат. Ранило осколком лошадь, на которой приехал Егоров.
Половков, вспоминая тот день, не мог вспомнить, кто ещё из офицеров и солдат был рядом, но всегда удивлялся: как их всех в тот момент сразу не поубивало?
«Мура это всё,» — думал Половков. — «Ордена, звания. Консервная банка в носу у папуаса. Радуемся побрякушкам, не плачем о погибших. Превращаемся в дикарей»!
— Поздравляю, товарищ капитан! — Сказал ординарец. — Треба обмыть по русскому обычаю.
— Потом обмывать будем, Ванников. После победы. А сейчас воевать надо. Лучше сообрази пожрать чего — нибудь! — И по журавлиному вытягивая шею, капитан полез из землянки.
* * *
Донесение о результатах ночной разведки капитан Половков отправил в штаб полка в пять часов. В нем запрашивались ближайшая задача роты, связь и подкрепление соседями. Связной возвратился в семь тридцать с устным распоряжением — держаться. Когда стемнело, старшина и двое легко раненых штрафников притащили фляги с холодной кашей.
Держались ещё сутки, потом из штаба дивизии пришёл приказ: общей атаки не будет.
Штрафникам предписывалось скрытно отойти на исходные.
На позициях оставался лишь взвод Васильева. Его усилили двумя трофейными пулемётами МГ- 34.
Рота начала отход. Отползали несколькими потоками. Командиры взводов ползли первыми, замыкали сержанты.
Немцы всю ночь освещали передовую осветительными ракетами. Опасаясь ночной атаки били из пулеметов на каждый шорох.
После боя в роту наведался Мотовилов.
Вызвал к себе в блиндаж командира второго взвода. Достал из кармана серебряный портсигар. Закурил.
— Как воевали, лейтенант? Трусы, паникёры, самострелы есть?
— Таких нет, только товарищ старший лейтенант. Только у меня это… — Младший лейтенант Голубенко замялся.
— Чего это? — Нахмурился Мотовилов, поигрывая портсигаром. — Рожай скорей.
— Во время обстрела, когда нас минами накрыло, обосрались двое.
— Ну и что, что обосрались! — Мотовилов улыбнулся широко, белыми крупными зубами, засмеялся лёгким праздничным смехом. Русый чуб кучерявился под шапкой. — Не побежали ведь, лейтенант!
В землянку вошёл Половков, сказал Мотовилову:
— Ну вот, Пётр Иваныч, и сходили мы в атаку. Только толку особого не вижу.
Людей только зря потеряли.
Старший лейтенант Мотовилов закурил. Курил он с облегчением, пуская дым через ноздри и щуря глаза.