— Железная, — шёпотом подсказывает Клёпа.
— Железная, — обрадованно повторяет Швыдченко.
— Кто железная? — Охренел младший сержант.
— Винтовка железная, — чеканит воспрявший духом боец.
Инструктор вздохнул.
— Сам ты дубина железная. А в руках у тебя русская трехлинейная винтовка Мосина образца 1891 года. Вес — четыре и две десятых килограмма. Обойма на пять патронов. Стрельба производится с примкнутым штыком.
По лицу Швыдченко от напряжения мысли стекал пот. Он послушно кивал головой.
— Понял? Ну ничего. Если я научить не сумею, немец живо научит. Встать в строй!
На котловое довольствие должны были поставить только на следующее утро. Весь день ели сухари и селёдку.
Наконец вечерняя поверка.
— Шайфутдинов.
— Я!
— Герасименко.
— Я!
— Клепиков.
— Здесь.
— Не здесь, а, я, надо отвечать.
— Ну, я.
— Один наряд вне очереди.
Здоровенный сержант, исполняющий обязанности старшины роты, что-то помечает карандашом у себя в тетради.
— Завтра дневальный.
— Бля! Я что в карты проиграл?
— Два наряда!
— Е-ееесть!
— Шелякин.
— Я!
— Лученков.
— Я!
Через десять минут все забылись тяжелым сном на трехъярусных деревянных нарах.
Едва остриженные под ноль головы коснулись тощих подушек как раздался крик дневального:
— Подъем! Строиться на зарядку.
— Бегом! Бегом, бисовы дети! — стоя у двери, кричал старшина.
— Черт те что удумали! — возмущённо шипел Клёпа. — На войне зарядка! А может я завтра погибну!?
— На войне, не на войне, а в армии всё по уставу! — невозмутимо отвечал старшина.
И началась армейская жизнь. Утром, ещё затемно — зарядка, туалет, приборка.
В солдатской столовой в окошки, называемые амбразурами, гладкие повара швыряли бачки с синюшной перловкой на завтрак. Не мамкины пирожки конечно, но и не хуже чем в лагере.
Клёпа уминал завтрак раньше всех.
— А добавку защитнику Родины? — весело орал он на всю столовую.
Потом развод, построение.
Стояли последние погожие деньки октября. Земля была устелена сухими опавшими листьями. Вдалеке синела даль, на деревьях висела паутина, хоть и слабенько, еще пригревало солнце.
Сержанты выстраивали роту. И несколько часов в воздухе слышались команды:
— На пле-чу!
— К но-ги!
Затем маршировали, преодолевали полосу препятствий, бросали гранаты, лазали через стенку, а перед обедом кололи штыком чучело.
На обед жиденький картофельный суп, пшённая каша и чуть сладкая бурда, вместо чая. Построение, опять строевая, хозяйственные работы, опять построение, снов перловка на ужин. И как манна небесная, как избавление от дневных мук — вечерняя поверка.
На следующий день то же самое, только вместо строевой пришёл замполит пересыльного пункта младший лейтенант Рутштейн.