— Следующий!
Но коровий вор продолжал неторопливо копаться в приторно воняющей куче старых ботинок.
— Не спи, Швыдченко! Победу проспишь!
Тот оскалил редкие от цинги зубы:
— Мой батя говорил, что обувку, как жену, надо выбирать с умом. Тщательно. Жену — по душе, сапоги — по ноге. Абы, какие взял — ноги потерял!.. Так ведь, товарищ старшина?
Старшина загоготал. Лицо у него красное, наглое. Сразу видно, что старшина ворюга из ворюг.
Подошёл Гулыга. Бросил на стол гимнастёрку с дырой на груди.
— Я бы на месте товарища Сталина после войны вас всех расстрелял поголовно от замкомандующего по тылу до последнего повара… Замени лепень! Ну!.. Я дважды не повторяю.
Старшина оглядел его татуированный торс.
Умерил своё веселье и небритое лицо его стало напряженно-несчастным.
— Ну-ну, вижу, люди вы бывалые. Не пропадёте ни за грош!
Потом вытащил из мешка почти новую гимнастёрку. Бросил её на стол перед Гулыгой.
— Носите товарищ боец на здоровье. Помните мою доброту!
Вытер рукавом гимнастёрки пот со лба, сказал устало и печально:
— Вы же, ребятки, только того… в ящик сразу не спешите…
Весь оставшийся день прошёл в суете. Десять раз на дню строились. Слушали политинформацию, занимались строевой.
Бух-бух-бух! — печатали шаг каблуки.
— Выше ножку! Рота-ааа! Запеееевай!
Несколько минут стояла тишина, нарушаемая лишь буханьем двух сотен ног. Потом чей-то отчаянный голос рванул:
Я вспоминаю старину,
Как первый раз попал в тюрьму, —
Кошмары, блять, кошмары, блять, кошмары!
Как под Ростовом-на-Дону
Я в первый раз попал в тюрьму,
На нары, блять, на нары, блять, на нары!
Тут же двести лужёных глоток подхватили:
Настала лучшая пора,
Мы закричали все «Ура!»
Кошмары, блять, кошмары, блять, кошмары!
Один вагон набит битком,
А я, как курва, с кипятком —
По шпалам, блять, по шпалам, блять, по шпалам!
Лейтенанту, проводившему строевую подготовку, песня понравилась. Он шёл сзади, покуривая и улыбаясь.
Из-под ботинок летели грязные брызги. Вечером усталые и замордованные штрафники разбирали и собирали винтовку.
Инструктор с двумя красными лычками на погонах рычал:
— Что у вас в руках, товарищ боец?
— В-винтовка!
— Винтовка?.. А то я подумал, что это чьи-то муди!
Общий смех.
Поняв свою оплошность, боец виновато потупил голову. Младший сержант с ненавистью глядел на придавленную тяжестью вещмешка фигуру, мокрую, испачканную осенней грязью шинель. Весь неказистый жалкий вид штрафника выражал вину и покорность.
Грозный взгляд в сторону потешающегося строя.
— Отставить смех, рогомёты! Швыдченко, какая винтовка?
— М-мм… — обречённо тянул красный и вспотевший Швыдченко, глядя на отполированный руками красноармейцев приклад винтовки.