Эти запахи напоминали запахи колхозной шорной, где он любил проводить время в детские годы.
В сгущающихся вечерних сумерках Половков пытался разглядеть в бинокль вражескую оборону. На нейтральной полосе лежало несколько обглоданных трупов лошадей, чёрный остов сгоревшего грузовика и полугусеничного бронетранспортера. Это был результат недельной атаки. Два подбитых танка немцы ночами утащили к себе.
Шевеля губами ротный высчитывал, сколько метров, рота сможет скрытно проползти на брюхе.
Получалось немного. Принимая во внимание отсутствие навыков скрытого передвижения у основной массы штрафников, частоту запуска осветительных ракет вряд ли больше ста метров. Потом бегом. Под кинжальным огнём пулемётов. Мда-ааа! Ситуация!
Половков шевелил губами, словно что-то шептал или молился.
Через цейсовские стёкла смутно проглядывали заросшие бурьяном поле межи, неровные брустверы окопов.
Немецкая траншея шевелилась, жила своей жизнью. Высовывались каски, торчали стволы пулемётов. Немцы сноровисто, как муравьи, сновали по траншее, выбрасывали на бруствер обрушившуюся землю, укрепляли стенки окопа, рыли ячейки.
Не отрывая от глаз бинокль, Половков поворачивал пальцами окуляры — сначала в одну, а затем и в другую сторону, отыскивая наилучшую видимость.
Перед его глазами порывистый ветер клонил набок стебли сухой полыни, заполняя окрестности заунывными звуками близкой смерти.
Рядом в рваной, рыжей телогрейке стоял связной Печерица, переступал с ноги на ногу, согревая, втягивая пальцы рук в коротковатые рукава замызганной телогрейки.
Половков опустил бинокль и приказал Грачёву, поджидавшему его в окопе:
— Командиров взводов ко мне! Живо!
— Есть!
Обдирая и обрушивая шинелью стены узкой траншеи, ротный быстро пошел к землянке, куда уже подтягивались офицеры роты.
* * *
Через пару часов в наскоро отмытых от бензина металлических канистрах принесли спирт. В них была «наркомовская норма»- узаконенные Верховным сто грамм водки перед атакой.
Это была та мера милосердия, которую Родина в те страшные дни могла отмерить своим защитникам, идущим на смерть.
В окопы пришёл командир роты. Засел в блиндаже у старшего лейтенанта Васильева.
Взводный воевал давно и своей рассудительностью, умением беречь подчинённых вызывал уважение. Он не суетился перед начальством, был независим в суждениях, командовал четко и всегда по делу. Половков назначил его своим заместителем, хотя и часто одёргивал его за излишнюю категоричность.
Первым прибежал младший лейтенант Голубенко.
Зашуршала плащ — палатка и в землянку потёк холод осеннего рассвета. Голубенко не переступая порога принялся сбивать грязь с сапог. Не поднимая головы, Половков раздражённо бросил: