Поэтому все они хотели только одного. Чего бы это не стоило — добежать и успеть вцепиться в глотку врагу.
Задыхаясь и одышливо хекая рота выбежала из-за пригорка на открытый склон, когда то бывший колхозным полем.
Неохотно разгораясь взлетела осветительная ракета.
Из белесого тумана высовывалась опоясанная окопами высотка. Вдоль немецкой траншеи над бруствером торчали, шевелились каски, стволы винтовок, короткие дула автоматов.
И только тогда, штрафники завыли, заматерились.
Поднявшийся ветер понёс вперёд страшный, тоскливый и одновременно злобный вой, подхваченный множеством глоток.
— У-уууу-й! У-ууууй!!! Мать, мать, мать, перемать!
Лученков бежал, держа в руках перед собой пахнущую смазкой винтовку, с тускло мерцающим жалом штыка. Впереди мелькнула спина в ватнике, перехваченном офицерской портупеей. Это его обогнал кто — то из командиров взводов. Позади — приглушенный топот сотен ботинок по мерзлой земле.
В то же мгновение с немецкой стороны донесся короткий вскрик:
— Фойер!..
Немецкие шестиствольные минометы дали залп. На флангах ударили скорострельные МГ-42. Предрассветные сумерки густо прошили натянутые нити пулемётных трасс. Очереди были длинные в половину ленты. Ду-ду-ду! Ду-ду-ду! — Неслось со всех сторон.
Вновь взлетела ракета и вспыхнуло алое зарево.
Штрафники продолжали бежать. Кто-то не целясь палил на ходу из винтовки, торопливо передёргивая затвор.
Другие, не слушая команд, метались под градом осколков и пуль, пытались укрыться в редких кустах, но падали и падали под вражеским огнём.
Тех, кто бежал в передней цепи смахнуло, покатило по откосу.
На земле остались лежать убитые. Их ватные телогрейки, словно подбитые птицы застыли на стерне.
При свете догорающей ракеты Лученков увидел, как оставшиеся в живых ползли по грязной земле, прижимаясь к ней и моля о защите. Люди ползли к воронкам, вжимаясь в каждую крохотную складку земли.
Над головой свистели пули — цьююууу… цьююууу…! Рвали сырой холодный воздух: юууть!.. юууть! И чмокая, впивались в человеческие тела.
Атака захлебнулась.
Оставшиеся в живых штрафники залегли, судорожно окапываясь.
Пули били в рыжие комочки шинелей и телогреек.
Успевшие спрятаться кое-где шевелились, кашляли и матерились.
Лученков упал на землю, кубарем скатился в воронку, забиваясь в какую то щель. Прямо перед воронкой запнулся и осел на землю сержант Шабанов. Выронил пулемёт из рук, медленно завалился на бок. Потом скорчился клубком, подтянул к животу колени.
Немецкие пулемёты перебивая друг друга захлебывались очередями.
Пули стригли редкие стебли пожелтевшей полыни, свистели над головами, добивая тех, кто шевелился.