Глядя на это, ротный повторит команду, сопровождая ее матом, клацнет затвором автоматом и солдат побежит вперёд.
Но Печерица молча теребил ремень винтовки, потом выдохнул с тоской:
— Не пройду я… командир. Снайпер… сука..!
Несколько мгновений Половков смотрел ему в глаза. Перед ним был обыкновенный русский мужик. В рваной и прожжённой телогрейке, вислозадых ватных штанах и разбитых сапогах. Букашка, человек-нуль, с которым жизнь всегда делала всё, что хотела.
— Я приказываю!
У Печерицы дёрнулся кадык — «Ну все, пи…ц», побледнел и, пригнувшись, побежал вдоль насыпи. Лученков прижал к плечу приклад пулемёта, прикрывая связного.
Прозвучал выстрел. Пули выбила фонтанчик земли прямо перед ногами Печерицы.
Он упал, пополз. Новый выстрел ждал недолго. Снайпер не выдержал искушения. Выстрелил. Пуля пробила каску и голову. Печерица ткнулся носом в холодную землю.
Он и раньше не противился судьбе. Ни тогда, когда в колхозе искали виновных в падеже скота. Ни на войне, когда посылали с винтовкой на танки. Ни сейчас, когда его послали на верную смерть.
Ел и одевал всегда не то, что заработал своими руками, а то что ему с барского плеча давала Советская власть.
И даже выпив он никогда не роптал на то, что не видел в своей жизни ничего хорошего и светлого, в только каторжный труд от зари до темна. Да слабую надежду на то, что когда — нибудь настанет коммунизм.
Лишь иногда выкашливал из груди вместе со слезами:
— Живу всю жизнь словно пёс на цепи…Бросят косточку, я и рад. А свобода ровно на длину цепи.
Лученков успел заметить вспышку от выстрела. Тут же ударил по ней очередью из пулемёта.
Волоча за собой пораненые руки и ноги, и волоча винтовки, ползли легкораненые. Кто-то надеясь, что ему помогут звал санитаров, кто-то истошно, зло матерился и лихорадочно загребал руками, стараясь как можно скорее укрыться в ближайшей воронке или своей траншее. Кому не досталось пули, завидовали легкораненым. Их, смывших вину кровью, ждали госпиталь и направление в обычные части. Раненых в следующую атаку не погонят. Но нужно было еще доползти до своих и дожить до тылового лазарета.
Следом за ранеными, тесно прижимаясь к земле, поползли в свои траншеи и несколько человек из наступавших. Залегли в какой-то воронке.
Уже заметно рассвело. Повсюду шла стрельба. Визжали мины. Они взрывались, едва коснувшись земли, образуя круглые грязные ямки. Осколки визжали кружились, будто примеряясь, куда упасть.
Земля непрерывно содрогалась и стонала от взрывов.
Необстрелянные штрафники метались по воронке, пытаясь спрятаться от осколков.