Наконец впереди показался нужный ресторан, что имел швейцара на входе, и мы припарковались. Бойцы покинули машину первыми и мгновенно влетели в ресторан, положив швейцара и охрану внутри на пол, дав мне возможность с Миком пройти внутрь. Один боец остался снаружи, стоял у швейцара заодно приглядывал за нашими машинами.
Пройдя в большой очень дорогой и красиво обставленный зал, народу хватало, мы остановились, осматривая посетителей. Те замерли за столами. Многие с поднятыми руками. Видимо грешки имелись, и ожидали, что будет дальше. Однако бойцы, рассредоточившись по залу, стояли молча, держа оружие наизготовку. Маски и надвинутые на лицо щитки сфер не давали возможности видеть их лица. Мик остался у входа, я его тихо попросил, после чего прогулочным шагом, что уж говорить, красуясь, больше сотни людей на меня смотрело, я прошёл в центр зала и, похлопав по плечу какого-то мужика, сказал:
— Место освободи.
За столом стояло шесть стульев все они были заняты, однако неизвестный посетитель ресторана и компаньон сидевшего напротив него Валентина, встать не успел, после незаметного знака распорядителя, подскочивший официант поставил ещё один стул, его-то я и занял. Кстати, на счёт компаньона я не ошибся, они тут собрались отужинать после долгих переговоров по слиянию какого-то концерна. То есть все кто сидел за столом держатели крупных пакетов акций. Как мне доложил Вольт, двадцать два процента принадлежали Валентину.
Расслаблено откинувшись на спинку стула, я с интересом осмотрел своего бывшего другана и что уж говорить работодателя, и сказал:
— Ну привет Валюха. Сколько лет, сколько зим не виделись.
— Ты кто? — прямо спросил он. В отличие от многих посетителей руки он не поднимал, но держал их на виду, положив на стол. Его партнёры последовали эго примеру.
— Даю намёк, думаю, догадаешься, котелок у тебя варит. Мы вместе росли в детдоме, но я был тебя младше на несколько лет. Потом после армии я работал с тобой. Можно сказать на тебя. Потом меня арестовали, подружка тварь сдала с любовником своим. Кстати, спасибо за них. Потом зона, там обнаружили, что у меня опухоль в голове, неоперабельная, ещё один год существования и махач с чёрными до моей смерти.
По мере того как я говорил на лице Валюхи начало проступать понимание.
— Ты говоришь о моём хорошем друге Морозе, тело которого привезли в Москву и похоронили на самом лучшем месте Новодевичьего кладбища. Ты говоришь о моём погибшем друге. Почти брате. И говоришь так, как будто ты это он.
— Я это я — широко улыбнулся я. — Ты на это тело не смотри, к твоему сведенью, оно у меня третье, если считать то, первое, о котором ты помнишь. Поясню проще, я научился менять тела, переселяя душу. Результат ты видишь.