В пятницу двадцать второго мая две тысячи пятнадцатого года я шел себе спокойно на службу в телекомпанию «Авокадо», где я тружусь уже седьмой год и нахожусь на хорошем (к чему излишняя скромность) счету, как вдруг меня окликнули по имени:
– Аристарх!
Я обернулся и увидел на автобусной остановке, мимо которой я уже прошел, нашего бывшего главного редактора Геннадия Павловича Нехватова. Он сидел на лавочке под остановочным навесом и махал мне рукой. Возле его ног стоял коричневый «дипломат» из кожзаменителя, популярный некогда у студентов вузов и мелкой чиновной сошки в конце семидесятых и в начале восьмидесятых годов прошлого столетия.
Я остановился, повернулся и пошел к остановке…
* * *
Шесть с половиной лет! Такой срок отделял нас от последней встречи, когда главный редактор «Московского репортера» Геннадий Павлович Нехватов собрал в своем кабинете нас, четверых патриотов газеты, что остались с ним до конца: двух корреспондентов – Вову Чикина и меня, корректора Полину Шлыкову и заместителя главного редактора и верстальщика в одном лице Витюню Жмуркина (я среди всех был самый молодой). И объявил нам безрадостную весть:
– Сегодня состоялся последний выпуск нашей газеты. Больше такой газеты – «Московский репортер» – не существует.
В кабинете Нехватова был накрыт прощальный, очень хлебосольный стол. С дорогущим вискарем, настоящим французским коньяком, кристалловской водочкой, черной и красной икрой, паштетами, жульенами, изумительной и явно недешевой рыбой холодного и горячего копчения, парной телятинкой, двумя жареными поросятами под хреном и прочими изысками и яствами. Завершал сервировку стола огромный торт, на котором разноцветным кремом не без юмора было выведено:
«МОСКОВСКОМУ РЕПОРТЕРУ – ПОЛНЫЙ КИРДЫК»
Таков был прощальный ужин, который дал нам напоследок Нехватов. Он как-то быстро напился, был очень шумным, пытался шутить, что у него всегда скверно получалось, а в этот раз особенно плохо. В конце застолья, когда уже ни есть ни пить и уж тем более шутить не хотелось, после «стопаря на посошок», он расцеловал нас всех и сказал, что для него было большой честью работать с нами, затем пустил пьяную слезу и запел с надрывом:
Черный во-ора-ан,
черный во-ора-ан,
что ты вье-есся надо мно-о-о-ой?
Ты дабы-ычи-и а не дажде-есся,
черный во-оран, а я не-е тво-ой…
Меня долго преследовало ощущение тоски и безысходности, когда мы покинули редакторский кабинет, оставив в нем Геннадия Павловича одного. Ведь после окончания факультета журналистики газета «Московский репортер» была третьим изданием, из которого меня выперли. А если быть точнее, из которого мне пришлось уйти отнюдь не по собственной воле. На промозглом ветру теперь уже бывший корректор Полина Шлыкова с высшим филологическим образованием беззвучно заплакала, и слезы текли по ее щекам нескончаемыми ручейками. Тогда ей было пятьдесят два года. А вы наверняка знаете, каково это – устраиваться на работу в таком возрасте, когда большинство организаций при приеме на работу имеют возрастные дискриминационные ограничения для женщин в сорок – сорок пять лет.