Уолтер использовал эти два с половиной часа, стараясь припомнить, что именно о происходящих в нем переменах он рассказывал Джесс, а что утаил от нее. Как, например, свои двери, полую внутри стену, ее содержимое, свои экспедиции во внешний мир, то, что он делал в мастерской и – самый свой большой секрет, – полнейший восторг от наблюдения за тем, как уходит жизнь из какой-нибудь пары глаз. Все это принадлежало Я-Уолтеру, представляющему собой отдельную сущность от той беспорядочной мешанины Уолтеров, которую сейчас, лежа в этой затемненной комнате, он внезапно осознал как Джесс-Уолтера. Я-Уолтер не появлялся по указке Джесс – в сущности, он бы ее ужаснул. Уолтер понятия не имел, откуда ему это было известно, просто знал это, и все. Так который же из Уолтеров был правильным Уолтером? Я-Уолтер, всегда только Я-Уолтер! Тайны! Как он любил тайны!
Затем, лежа навзничь на своей кровати, с крохотной пронизывающей болью за глазами, он заметался вверх и вниз, взад и вперед на подушках. «Уолтер, ты был здесь прежде сотню раз! Ты знаешь все это, ты уже разобрался в этом! Ты как вол, тянущий бечеву по берегу канала, со стертыми напрочь копытами.
Ари и Роуз Мелос. Делия Карстерс. Да, они будут первыми тремя. Но только после того, как я устрою себе кутеж! Я заслуживаю кутежа!
Я – это Я-Уолтер, но Джесс не знает о Я-Уолтере. Но даже несмотря на это, она считает меня центром своей вселенной. Бедная, одураченная Джесс! Психиатров так легко дурачить; они сами убеждают себя в том, в чем хотят убедиться».
В половине двенадцатого, внутри своей стены, одетый в черную кожу и конусообразный шлем, который намеревался позднее оснастить крылышками, Уолтер Дженкинс при свете керосиновой лампы сверился с картой – вот оно! За Саут-Рок, в окружении государственных лесных угодий, в двух милях от ближайшей магистрали… Отлично!
Багажные сумки мотоцикла были наполнены канистрами с бензином; сегодня ночью Уолтер не отважится приблизиться к заправке, ни в коем случае, а это означало непредвиденные объезды.
Он открыл внешнюю дверь и вывел мотоцикл, торя новую тропу; все прежние затянулись травой, а эта в течение ближайших месяцев не будет использоваться. Ох, хоть бы зима в этом году оказалась бесснежной! Снег полностью привяжет его к его тюрьме.
Хотя листья не начнут желтеть еще недели три и некоторые дни будут вполне жаркими, в воздухе уже стояла легкая прохлада, предвестник осени. Солнце все больше уставало двигаться к северу; меньше чем через двадцать дней оно застопорится, изнуренное, и начнет перекатываться в сторону юга, а за спиной у него, на севере, все сильнее будет знобить.