— Руки держи на виду, черномазая сволочь! — проговорил он низким голосом. — Одно движение, и я продырявлю тебе башку.
Возможно, мне почудилось, что он проговорил эти слова чуть ли не радостно, наверное, подумав о повышении.
То, о чем я смутно догадывался после разговора с Олли, внезапно сфокусировалось в одну несомненную мысль: меня облапошили, подставили — с самого начала этого «дела». Теперь мой мозг прояснился, мысли побежали, и я стал лихорадочно соображать: так, полицейские узнают про нашу стычку в кафешке около слесарного училища, тамошний патрульный вспомнит меня, и толстяк-полицейский, который собирался штрафануть меня за двойную парковку вечером, тоже меня вспомнит. И алкаши, что вышли из этого дома несколько минут назад, конечно же, меня опознают. Я попал в западню…
Я высоко поднял руки вверх. Полицейский был один, наверное, местный патрульный. «Ровно в полночь». Расчет времени был настолько прост — звонок в пять минут первого в участок, некто сообщает, что в комнате 3 квартиры 2F происходит что-то подозрительное, и — патрульный берет меня на месте преступления. Меня взяли на понт, как сосунка.
Он глядел на меня, ожидая что-то услышать. А я не собирался ничего говорить. Все упростилось донельзя: белый полицейский и черный я. И это «различие» давало ему неоспоримое преимущество. Я бы выглядел идиотом, пытаясь ему что-то объяснить… мне только и оставалось, что стоять столбом.
И в эту секунду в голове у меня промелькнули слова, которые часто повторял мой отец: «Жизнь негра не стоит и ломаного гроша, потому что у него нет прав, которые мог бы уважать белый. Таков закон, сынок, вердикт по делу Дреда Скотта[3]. Всегда помни об этом».
И я помнил — стоило мне сейчас шевельнуться, и он бы убил меня наповал.
— Почему вам, грабителям поганым, не сидится в своем Гарлеме, где вам самое место, какого хрена вы заявляетесь сюда грабить и убивать людей? — Он продолжал на повышенных тонах. Его лицо пылало яростью, и он сделал шаг навстречу мне.
Оказавшись от меня на расстоянии вытянутой руки, он замахнулся револьвером, чтобы нанести мне удар по голове. И как только револьвер удалился от моего лица, сработал рефлекс — моя левая выстрелила вперед и схватила руку, в которой он сжимал оружие. Мое правое колено больно впилось в его промежность, а правый кулак врезался ему в челюсть.
Полицейский не смог даже выстрелить в потолок: он мешком повалился на пол и застонал, широко раззявив свой рот и ловя губами воздух. Я переступил через него, закрыл дверь и спустился по лестнице — быстро и очень тихо.