В целом. Когда у тебя все тело накаляется, как электропровод, от контакта с парнем, с которым ты только что познакомилась, это не менее странно, чем встречи с мертвецами. Но зато куда приятнее.
— Не за то, что… дотронулся до тебя. А за эту ситуацию с рябью. Очень жаль, что тебе пришлось разбираться с этим самой.
— Спасибо, но я привыкла к самостоятельности. — Осторожно высвободив руку, я сделала шаг назад, медленно, так, как была не совсем уверена, что ноги не подогнутся и я не упаду.
— Не забывай, что моя задача — помогать тебе. — Майкл опустил руку. — И я собираюсь быть рядом, пока ты не попросишь меня уйти.
Или пока мой брат не перестанет ему платить.
— Мне, наверное, — я показала на свою дверь, — пора. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Проводив Майкла взглядом, я взялась за дверную ручку, стараясь не упасть, и почувствовала, как связующая нас нить дотянулась уже до входной двери.
Открыв дверь ключом, подходившим ко всем замкам, я положила его на холодный мраморный стол на кухне.
Я собиралась быстренько принять душ, чтобы смыть блестки с рук и груди, но теплая вода и тишина соблазнили меня. Я долго пробыла в ванной. Вышла вся розовая и со сморщенными пальцами. Я надела пижаму, откинула одеяло и провела рукой по белоснежным простыням — ткань была плотной и очень приятной на ощупь.
Потом я посмотрела на фотографии, стоявшие на тумбочке. На одной из них были Томас с Дрю, загорелые и улыбающиеся, а на другой — я сама. С пустым, отсутствующим взглядом. Это мы все вместе ездили куда-то отдыхать после смерти родителей: брат хотел, чтобы я отвлеклась от грустных мыслей. Мы много путешествовали, от Диснейленда до Багамских островов, но мне это не помогало.
Еще на одном снимке были наши родители, запечатленные в их последнее Рождество. Я взяла тяжелую серебряную рамку и вгляделась в знакомые лица — родителей я больше никогда не увижу, разве что в качестве ряби. Даже не знаю, боялась я этого или хотела.
Сегодняшний разговор погрузил меня в прошлое. Время наложило швы на огромную рану в душе, образовавшуюся после смерти родителей, но, затронув эту тему с Майклом, я ее снова разбередила. Взгляд на фотографию — и рана начала кровоточить.
Я еще никогда ни с кем не была так откровенна, как сегодня с Майклом. С ним я чувствовала себя в безопасности и могла быть самой собой — несчастной, встревоженной, неполноценной, хотя он сам представлял собой полную мне противоположность. Цельный, без изъянов, совершенный.
И абсолютно недоступный.
Я снова посмотрела на фотографию, погладила мамино лицо и подумала, что, если бы она сейчас была жива, я пришла бы к ней в комнату, свернулась калачиком у нее на кровати и попросила у нее совета.