– Да нечего особенно рассказывать…
Старик откусил половину второго трюфеля.
– Мммм… Эта тоже очень хороша.
– Я сирота, живу один… И никогда не пробовал шоколада! – добавил он хитровато.
Пропустив эти слова мимо ушей, Элиас отправил в рот вторую половину, взял последнюю конфету и встал:
– Что ж, угостился на славу! Оставлю эту для кофе. А ты взамен возьми-ка это…
И Элиас отсчитал несколько монет, но, увидев обрадованную рожицу мальчугана, уточнил:
– Не для тебя, а для Крюгеров. Попроси прощения за то, что забыл заплатить. И рассчитайся за конфеты… да и за остальное тоже.
Добродушно ткнув в живот улыбавшегося Ти-Тома, Элиас нащупал бутылку и остаток добычи, спрятанной воришкой.
Когда мальчуган направился в магазин, он бросил ему вдогонку с порога:
– И не забудь проверить карманы – никогда не знаешь, что в них окажется!
Всю дорогу Томас думал об этом странном и привлекательном человеке, которого окрестил Элиасом Мудрым. Сунув руку в карман, он вдруг нащупал в нем что-то круглое и, разжав ладонь, увидел третью шоколадную конфету. Даже не оборачиваясь, он почувствовал покровительственный взгляд старика: тот смотрел ему вслед.
Была вторая половина дня, и Ти-Том только что вернулся к себе. Он побродил какое-то время среди руин своего обветшалого маленького королевства и покинул его незадолго до пяти часов. Он всегда уходил точно в это время, поскольку именно тогда заканчивались уроки в школе Браунау и ученики расходились по домам.
На обочине дороги, стараясь держаться подальше от шумной толпы юных шалопаев, появилась Марика, единственная дочка Рифеншталей. Томас ждал только ее.
Они были такие разные: он – маленький гаврош с Востока, она – примерная девочка, всегда в аккуратных синих платьицах и с безупречно заплетенными пепельно-белокурыми волосами.
Оба – и Марика, и Томас – были развиты не по годам. Марика уже училась в гимназии. Она была самой младшей и самой замкнутой в классе.
Как и Ти-Тома, ровесники ее не интересовали. И все же она нашла в нем единомышленника, того, кто чувствовал и выражал свои чувства точно так же, как и она. Оба страстно любили литературу и поэзию. В тот день Марика принесла листки со стихами Гельдерлина. Они собирались читать их вместе, одно стихотворение за другим, долгими часами.
Каждый четверг у Марики был урок фортепьяно в буржуазной гостиной ее родителей. Ее отец, Теодор Рифеншталь, и мать, Гертруда, урожденная Курт, необычайно кичились тем, что произвели на свет такое чудо. Герр Рифеншталь вообще кичился тем, кем он был, – местным бургомистром, австрийским провинциальным нотаблем, тучным и самоуверенным. А также ксенофобом – часто яростным и тупым.