— Оставить его связанным? — спросил моряк.
— Посмотрим, может быть, он пойдёт с нами сам, если мы развяжем ему ноги, — предложил Герберт.
— Попробуем, — сказал моряк.
И он развязал верёвки на ногах пленника, оставив его руки крепко связанными. Дикарь сам поднялся с земли и, не делая никакой попытки к побегу, пошёл вместе с колонистами. Его глаза неотступно были устремлены на людей, шагавших рядом с ним. Но, видимо, он не узнавал в них себе подобных.
Гедеон Спилет посоветовал сначала отвести несчастного в его хижину: быть может, вид знакомых предметов произведёт на него какое-нибудь впечатление? Быть может, достаточно будет одной искры, чтобы разжечь у этого человека угасшее сознание?
Хижина была очень близко. Они дошли до неё в несколько минут. Но пленник равнодушно скользнул глазами по обстановке, как будто ничего не узнавая.
Оставалось только сделать вывод, что несчастный уже очень давно находится в одиночестве на острове и, постепенно дичая всё больше и больше, дошёл до состояния совершеннейшего «озверения».
Журналист решил, однако, испытать, какое действие окажет на пленника вид зажжённого огня. Он разжёг полено в очаге. Сначала огонёк как будто привлёк взгляд несчастного, но почти тотчас же вслед за этим он равнодушно отвёл глаза в сторону. Делать было нечего, и оставалось только перевести его на борт «Благополучного». Так и поступили.
Моряк остался караулить несчастного, а Гедеон Спилет и Герберт снова сошли на берег и через несколько часов вернулись на борт, неся с собой всё ценное из хижины потерпевшего крушение, семена растений, несколько убитых птиц и две пары живых свиней. Всё это было погружено на «Благополучный», и оставалось только ждать утреннего прилива, чтобы поднять якорь и тронуться в обратный путь.
Пленника поместили в переднюю каюту. Он вёл себя спокойно, но продолжал оставаться безучастным решительно ко всему происходящему вокруг него.
Пенкроф принёс ему поесть, но он с отвращением оттолкнул варёное мясо. Зато, когда моряк предложил ему одну из уток, только что убитых Гербертом, он с жадностью набросился на неё и тут же сожрал сырое мясо.
— Вы думаете, что он выздоровеет? — спросил Пенкроф журналиста, с сомнением покачав головой.
— В этом нет ничего невозможного, — ответил тот. — Это одиночество привело его в такое состояние, но ведь больше он не будет одиноким!..
— Кажется, этот несчастный очень давно не видел людей, — сказал Герберт.
— Да, надо думать, что давно!
— Сколько лет ему может быть? — спросил юноша.
— Трудно сказать, — ответил журналист. — Он так оброс волосами, что невозможно рассмотреть черты его лица. Но я думаю, что он уже не молод. Возможно, что ему лет пятьдесят.