Для Японии победа означала нарастание милитаристских тенденций в политике, милитаризацию экономики и потерю ею сбалансированности, увеличение внутренней нестабильности и, как следствие, все более интенсивное вмешательство военных в вопросы управления государством.
Страна, получив преобладание в Корее и прибрежном Китае, начала проявлять внимание к немецкой военно-морской базе Циндао. Этот «интерес» привел Японию к вступлению в Первую Мировую Войну на стороне противников Германии. Под «шумок» общеевропейской войны Япония не только получила в свое распоряжение Циндао, но и, предъявив Китаю знаменитые "Двадцать одно требование", обеспечила себе юридическую и экономическую базу для дальнейшей экспансии на запад.
Приобретя опыт успешных действий на море и убедившись воочию, что они могут быть прибыльными, — японский флот за войну лишь усилился, Япония начала активное морское строительство, причем корабли, построенные на ее верфях, не уступали лучшим английским образцам. К концу Первой Мировой Войны Япония становится третьей морской державой мира.
Теперь японские крейсера и линкоры конструируют уже не для действий на ограниченном театре Японского и Желтого морей — после 1905 года руководство Флотом начинает ориентироваться исключительно на океанские корабли, на нефть и на южное направление экспансии.
Армия, однако, продолжает считать, что судьба страны решится на западе. С этого времени японская внешняя политика раздваивается, и вплоть до катастрофы 1945 года главным содержанием внутренней жизни страны оказывается перманентная борьба между Армией и Флотом.
На прилавках японских лавочек остались тени вещей и знаки культуры: нэцке и веера, маски богов и бамбуковые вазочки, шестиугольные блюда и, конечно, причудливые бансай. Японская йена, прежде устойчивая и даже взлетающая к высотам доллара стабильная валюта, ныне стремительно падает. Добрососедское братство японцев, скрепленное вековой необходимостью совместного противостояния грозной природе, превратилось в искусственное полусолдатское братство огромных фирм. Трехвековая японская сдержанность на примерках чужих одежд и чуждых культур сменилась бешеной активностью трудовых коллективов, дисциплинированно замирающих в музеях Европы у европейских шедевров. Что с нами делает время? — вопрос, характерный для всех народов, идущих вперед по цивилизационной спирали. Уходят в небытие традиции, ставшие сегодня оправданием бездействию, прикладное искусство, служившее прекрасным галлюциногеном, спасающим от трудностей жизни, литература, сменившая мифологичность на идеологичность. Так происходит с каждой культурой и в каждой стране. Но чем дольше эта культура существовала отдельно, изолированно, тем более собрала она в себе опыт несравненной самобытности, тем более она ценна как ритуальный знак уснувшего на время вселенского Хаоса, ресурса Силы, той Силы, которая только и определяет предназначение или миссию народа.