– Если у вас такое нежное сердце, мсье Пако, не надо было угрожать мадам Мюрзек, что вы её «вышвырнете вон»!
– My dear! – говорит только что проснувшаяся миссис Бойд.
– Но я никогда ничего подобного не говорил! – с неподдельным негодованием восклицает Пако.– Я посоветовал ей удалиться в туристический класс. Это Блаватский подал ей мысль покинуть самолёт!
– Совершенно верно,– говорит Блаватский, холодно глядя из-за очков.– Это сделал я. Но немного позже именно вы произнесли слова, которые сейчас процитировала миссис Банистер.
– Нет, нет и нет! – кричит Пако с искренней, но отчасти сознательной забывчивостью.
– Да, да и да! – говорит миссис Банистер.– Вы это сказали! А потом вы пригрозили надавать ей оплеух! Странная угроза, адресованная даме!
Мадам Эдмонд не может вынести торжествующего вида миссис Банистер. Она наклоняется вправо и, сильно грассируя, говорит:
– Мюрзек не более дама, чем вы.
Миссис Банистер пропускает этот выпад мимо ушей, а Робби, встряхивая кудрями, серьёзным голосом говорит:
– Но какое имеет значение, кто что сказал! Мы все приложили руку к тому, чтобы она ушла! И все несём за это ответственность!
В разговор вступаю я:
– Все, кроме бортпроводницы.
– Это верно,– говорит Робби.
– Нет,– со смущённым видом говорит бортпроводница.– Это не совсем верно. Я ограничилась тем, что сказала мадам Мюрзек, что она имеет право остаться. Я не настаивала на том, чтобы она это сделала.
Тут меня удивляет Блаватский. Однако мне бы не следовало удивляться, ибо Блаватский, проголосовав вместе с Пако, бортпроводницей и мной за то, чтобы провести повторную жеребьёвку, исключив из бюллетеней имя Мишу, уже выказал известную склонность к состраданию. Но мне пока ещё трудно признать за ним это качество – может быть, из-за его инквизиторских пристрастий.
Глухим голосом он говорит:
– Я сожалею, что подал мадам Мюрзек мысль покинуть самолёт. Для меня это был способ оказать на неё давление, чтобы заставить её замолчать! Я был поражён, когда она восприняла мой совет буквально! Высаживаться одной, в полной тьме, среди этого холода, даже не зная, где ты находишься!.. Такое решение мне совершенно непонятно!
Караман, у которого совесть чиста, так как он почти не вступал с Мюрзек в пререкания, не склонен, следуя Блаватскому, подвергать себя самокритике:
– Знаете, откровенно говоря, у неё был такой вид, будто этот индус её околдовал. Она могла добровольно последовать за ним,– гримаса и быстрый взгляд в сторону Робби,– и выйти вместе с ним…. из колеса времени.
Такая версия не лишена правдоподобия, но, к моему большому удивлению, Робби не поддерживает её. Он молчит и с огромным вниманием смотрит на Блаватского.