– Ну, что они там делают?
Она отрывает глаза от угла занавески, оборачивает к нему искаженное презрением лицо и произносит на хинди одно только слово; я не понимаю его, но смысл его благодаря её мимике вполне очевиден.
Она добавляет, по-прежнему на хинди:
– Все западные женщины суки.
Это не нравится индусу. Он надменно хмурит брови и с таким видом, будто напоминает своей ассистентке азбучную истину, говорит ей:
– Все женщины суки.
– Я не сука,– величественно выпрямляясь, возражает она.
Индус обволакивает её ироническим взглядом.
– Что ты станешь делать, если тебе придётся через несколько минут умереть?
– Предамся медитации.
– О чём?
– О смерти.
Индус глядит на неё так, словно его отделяют от неё столетия мудрости, и торжественно изрекает:
– Физическая любовь – тоже медитация о смерти.
В это мгновенье ассистентка перехватывает мой устремлённый на неё внимательный взгляд и гневно говорит:
– Будь осторожен, этот хряк с обезьяньим лицом понимает хинди.
Индус поворачивается ко мне.
– Поверьте,– говорит он по-английски, и в его мрачных глазах вдруг вспыхивают искорки,– я не разделяю того мнения о вас, которое выразила моя ассистентка.
С той поры как он поймал меня на плутовстве с бюллетенями, его отношение ко мне перестало быть враждебным. Его глаза снова начинают искриться. Он продолжает по-английски с абсолютно безмятежным видом, словно всё, что произошло за последние минуты, больше не в счёт, и тоном – неожиданным с его стороны – доверительного разговора мужчины с мужчиной:
– Моя ассистентка гораздо более страстная натура – она одержима ненавистью.
– А! – внезапно кричит ассистентка, вздымая свой пышный бюст, словно ей не хватает воздуха.
Она вытягивает руку, указывая на что-то пальцем, и, выпучив глаза, широко разевает рот, из которого не вырывается ни единого звука.
– Вот тебе раз,– говорит индус голосом резким, точно удар хлыста.
И тут язык ассистентки будто мгновенно развязался. По-прежнему тыча указательным пальцем куда-то вперёд, она в безумном возбуждении принимается кричать на хинди:
– Гляди! Гляди! Там что-то есть! Там! Там!
Индус оборачивается, а я поднимаю глаза. По обе стороны от занавески кухонного отсека, на перегородке, отделяющей нас от него, загорелись световые табло, и они преспокойнейшим образом, словно речь идёт о самой обычной промежуточной посадке, на двух языках объявляют:
ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ
FASTEN YOUR BELTS
Странное дело, объявление не вызывает у нас никакого желания обсудить эту новость, и я не замечаю ни малейшего признака облегчения на напряжённых лицах моих спутников. Нам пока ещё не удалось одолеть крутой пик драмы, избавиться от ощущения своей обреченности. Однако, поскольку индус не потребовал от