А наутро фризам все-таки разрешили разложить свой товар, только глаз с них по-прежнему не спускали. В городе все было по – прежнему, и я начал думать, что мои ночные видения были всего лишь кошмарным сном.
Тригвальд со своими пошел на торг под приглядом славянских лучников, а я остался с теми фризами, что вместе с Колгримом сторожили корабли.
Торговцы занялись починкой паруса, а я сел в стороне на корягу и сидел так, задумчиво ковыряя палкой песок. Колгрим крикнул, чтобы я шел помогать, но, увидав, что я даже не пошевельнулся, оставил меня в покое.
И тут я подумал: толку-то, что Тригвальд взял меня на: корабль и вернул мне меч? Идти мне все равно некуда, а торговать вместе с фризами я не хочу. Не умею я торговать – взвешивать на весах кусочки серебра, спорить с купцами о цене да рыскать по морям от одного торга к другому. Недостойное это дело, не к лицу оно настоящему мужчине. Зачем же мне тогда и дальше оставаться с фризами? Я не покупал, не продавал и кошель мой был пуст. Ту небольшую добычу, что удалось взять, когда мы разбойничали в Поморье, я разделил на две части. Одну зарыл в песок, чтобы это серебро вернулось ко мне после смерти, а другую бросил в море, в жертву богам. Но мои боги не услышали меня.
Что ж, у них есть дела поважнее, и моя беда им не в тягость.
Над городом клочьями сизого дыма ползли облака, а вдалеке, у самого края неба громоздились одна на другую черные грозовые тучи. И там, в вышине, над пустыми полями глухо ворчал гром: это Тор сын Одина ударял каменным молотом по небесной тверди, пробуя свою силу.
Я встал. Я не мог больше сидеть здесь и ждать неведомо чего. Ветер швырнул мне в лицо душный запах трав и цветов, бесконечных лугов и тенистых рощ. Но пахли эти рощи и луга чем-то чужим, незнакомым, словно пришел я в неведомую заморскую страну. Да так оно и было.
Фризы возились возле своих кораблей, и им не было до меня никакого дела. Сверху, из города доносился шум – там торг, там были Тригвальд и его люди.
Постояв, я повернулся и пошел прочь от берега, от гора, от всего. Куда? Едва ли я ведал сам. Если у человека нет дома, то ему все равно, куда идти. Ибо нет разницы в том, где обретет он себе пристанище.
Я был один – пришелец в чужой стране. У меня не было ни родичей, ни друзей, ни вождя. Таких, как я, немало – они скитаются по свету, не ведая пути, подобно тому, как по волнам океана блуждает ледяная гора.
Я чурался людей, сторонился их. Увидав впереди лес, я свернул с дороги и углубился в гущу деревьев, где царил сырой и душный полумрак. Солнечные лучи не проникали сюда сквозь тесно сплетенные ветви, и даже в самый жаркий день здесь не было тепла и света. Запахи гнили, прелой листвы и грибов прогнали прочь жаркое дыхание пшеничных полей. Но здесь, среди замшелых вековых стволов я чувствовал себя лучше, чем под открытым небом.