— Ты мне брось говорить о трудностях жизни на маяке. Знаю, дорогуша. Сам с пятнадцати лет горблю. Считай, из тридцати пяти лет полных пятнадцать проработал на маяках да пять — в армии. Ты механик, а я ацетиленщик. Работа одна. Сейчас уволился, поругался с начальником. Такая сволочь попалась. Ты на Гремучем служил?
— Нет, я со Скалистого, — ответила плешь.
— Ну, а я севернее. С мыса Гремучего. Слыхал?
Плешь утвердительно мотнулась.
— Там у меня друг работал. Афонин. Может, знаешь?
— Так это же душа-человек! Эх, и попили мы с ним спирта! — Усатый принялся с увлечением описывать свои проделки с Афониным. Достал папиросу из пачки на столе, взял коробку спичек, сильно, от себя, ударил спичкой поперек терки. Выпустив клуб дыма, продолжал: — А то что ты вдовый — так это дело поправимое. Одному жить в грязи, всухомятку — это непорядок. Оклад у тебя классный, образование хорошее, человек ты не старый. Любая баба схватится за тебя. А этого добра здесь навалом.
— Ты скажешь… Это смотря за кого. Да и кому я нужен такой… — уныло прохрипела плешь.
— Точно говорю. У меня здесь много знакомых. Одна — приличная. С брачком, правда, разводная, где-то ребенок на материке есть, да и нашему брату привередничать не приходится…
Федору стал противен откровенный цинизм двух пьяниц. Увидев, что лейтенант возвращается, Федор дернул товарища за рукав и они вышли из закусочной. Яркий свет ослепил матроса. Он даже зажмурился от удовольствия. И сразу забыл о разговоре пьяниц.
10. СТАРШИЙ МАТРОС ПЕРЕВОЗЧИКОВ
— Хлопцы! «Лаг» подходит! — закричал, вбегая в кубрик, матрос Григорьев. На его круглом большегубом и курносом лице выражение совершеннейшего восторга.
— Почта, почта пришла. Живем!
— С почты и надо было начинать, — усмехнулся радист — старший матрос Перевозчиков, подняв от книги серьезное, с правильными тонкими чертами и внимательными черными глазами лицо. — Кому что: курице — просо, а Григорьеву — почта, — закончил он, отбросив со лба небрежным жестом волнистую, несколько длинней уставной, прядку черных волос.
— Не все же такие бирюки, как ты, — обидчиво поджал губы Григорьев.
— Неизвестно, что лучше. Переписываться с одним товарищем или с десятком заочниц. Влетит тебе, Петр, когда-нибудь за это любвеобилие, помяни мое слово. Ладно, ладно, не заводись. Шучу. Собирайтесь, товарищи, — обратился Перевозчиков к остальным матросам. — Надо помочь команде гидрографического судна, — приказал он. — Сейчас доложу начальнику поста.
Начальник поста, главстаршина сверхсрочной службы Штанько, уже две недели не вставал с постели. Его обязанности исполнял старший матрос Перевозчиков. Матросы с помощью самого больного после некоторых споров, обнаруживших весьма своеобразные знания медицины у большинства наиболее горячих спорщиков, определили болезнь своего начальника: ангина. Однако, несмотря на усиленное, хотя и поразительно однообразное лечение больного чудовищными порциями стрептоцида, главстаршина, которому стрептоцид уже начал мерещиться даже во сне, почему-то не выздоравливал. Перевозчиков, озабоченный болезнью главстаршииы, был обрадован появлению ГИСУ «Лаг». На корабле есть врач. А это значит: друг будет поставлен на ноги. Распорядившись передать по ультракоротковолновой связи о болезни начальника поста на корабль, Перевозчиков с группой матросов отправился на берег.