Она взглянула на меня, и глаза ее были влажными. Закрыла лицо прядями и плакала за этим занавесом. Я холодно сказал:
- Многие женщины плакали, как ты... из-за убитых тобой людей, Дахут.
Она ответила:
- С тех пор как месяц назад ты приехал в Ис из Карнака, у меня нет мира. Огонь пожирает мое сердце. Что для меня и для тебя прежние любовники? До твоего появления я не знала любви. Я больше не убиваю, я изгнала свои тени...
Я мрачно спросил:
- А если они не смирятся со своим изгнанием?
Она отбросила назад волосы, пристально взглянула на меня:
- Что ты хочешь этим сказать?
Я ответил:
- Я создаю крепостных. Учу их служить мне и не признавать других хозяев. Кормлю их, даю им кров. Допустим, я вдруг перестаю их кормить и отказываю в приюте. Изгоняю их. Что станут делать мои голодные бездомные крепостные, Дахут?
Она недоверчиво спросила:
- Ты думаешь, мои тени восстанут против меня? - Рассмеялась, но потом глаза ее расчетливо сузились: - Все же... в твоих словах что-то есть. Но то, что я создала, я могу и уничтожить.
Мне показалось, что в комнате прозвучал вздох и на мгновение тени на шпалерах задвигались еще быстрее. Если и так, Дахут не обратила на это внимания, сидела задумчивая и печальная. Сказала негромко:
- В конце концов... они ведь не любят меня... мои тени... они выполняют мои приказы... но они меня не любят... не любят свою создательницу. Нет.
Я, Алан Карнак, улыбнулся этим ее словам, но я, Алан де Карнак, воспринял эти ее слова совершенно серьезно... как Дик принимал слова тени!
Дахут встала, обняла меня белыми руками за шею, и ее аромат, подобный аромату тайного морского цветка, заставил меня пошатнуться, и от ее прикосновения вспыхнуло желание. Она томно сказала:
- Любимый... ты очистил мое сердце от прежних увлечений... ты пробудил меня к любви... почему ты не любишь меня?
Я хрипло ответил:
- Я люблю тебя, Дахут... но я не верю тебе. Откуда я могу знать, что твоя любовь продлится... или не настанет время, когда я тоже превращусь в тень... как произошло с другими, любившими тебя?
Она ответила, прижимаясь ко мне губами:
- Я уже сказала тебе. Я никого их них не любила.
- Но кое-кого ты все же любишь.
Она откинулась, посмотрела мне в глаза, ее собственные глаза сверкали.
- Ты о ребенке. Ты ревнуешь, Алан. Значит, ты меня любишь. Я отошлю девочку. Нет, если захочешь, прикажу убить ее.
Холодная ярость заглушила во мне желание: эта женщина легко обещает убить единственную собственную дочь. Но даже в Карнаке ее рождение не было тайной. Я видел маленькую Дахут, с фиолетовыми глазами, молочно белой кожей, с лунным огнем в жилах. Невозможно ошибиться в том, кто ее мать, даже если она бы и отказалась. Я справился со своей яростью. В конце концов я этого ожидал, но решимость моя укрепилась.