На следующий день после этого разговора жена доктора пришла ко мне. Вечером я поговорила с Андресом.
— Не слушай всяких сплетниц. Скажи, что ты ничего не знаешь.
— Так это правда? Зачем тебе нужен этот дом?
— Тебе-то что? — проворчал он и заснул.
На следующий день я отправилась будить Октавио, чтобы рассказать ему эту историю.
— Почему бы тебе не послать к черту всех этих визитеров и не заняться чем-нибудь более приятным? — спросил он.
Я стала объяснять ему все с самого начала, подробно рассказав о злополучном доме, поскольку была уверена, что он просто спросонья ничего не понял.
— Ах, Кати, только не говори, будто не знаешь, что все в этом мире продается и покупается, — ответил он, садясь в постели и потягиваясь. Затем громко и со вкусом зевнул.
— Можно войти? — спросила Марсела, толкая дверь.
Она была одета в брюки и рубашку, которые я видела на Октавио.
— Ты еще не встал? — спросила она, уперев руки в боки.
— Ну ты и придурок, — добавила она, плеснув на него водой из стакана.
— Стерва! — крикнул Октавио, пытаясь отобрать у нее стакан.
Они начали бороться друг с другом, и вскоре оказалось, что они уже не дерутся, а обнимаются, задыхаясь от смеха. Они казались такими счастливыми, что я ощутила укол зависти.
— Все равно спасибо, Таво, — сказала я, направляясь к двери.
— И тебе, Кати, — ответил он, когда я вышла и закрыла дверь за собой.
В первый раз на моей памяти ярость Андреса обрушилась на дона Хуана Сориано, директора еженедельника «Аванте», когда в его газете вышла заметка, осуждающая бой быков; во второй раз — когда газета опубликовала статью, в которой говорилось, будто в правительство штата проскользнуло множество контрреволюционеров и глава аппарата Мануэль Гарсиа был одним из тех, кто атаковал Серданов, а также что Эрнесто Эрнандес, представитель правительства в Пуэбле, был раньше членом некой организации под названием «Социальная защита», созданной в свое время Викториано Уэртой; и, наконец, что Саид Суарес, сборщик налогов в Тесьютлане, самолично выстрелил Венустиано Каррансу, а сам губернатор во время того переворота, когда убили Мадеро, отсиживался за толстыми стенами.
— Я убью этого козла! — прошипел Андрес сквозь зубы, швырнув на пол газету и рывком вставая из-за стола, за которым мы в эту минуту завтракали.
Потом я неоднократно слышала от него эти слова. Тем не менее, Сориано, как ни в чем не бывало, продолжал выпускать газету, распивать кофе в крытой галерее и по воскресеньям прогуливаться по рынку под ручку с женой. Все знали, что он ходит на работу пешком, по вечерам покупает хлеб в булочной «Флор-де-Лис», а также любит после ужина гулять в одиночестве.