Возроди во мне жизнь (Мастретта) - страница 40

Этот ужин был одним из самых ужасных в моей жизни. Я проснулась с ненавистью к цвету моих волос, к своему росту, фигуре, кругам под глазами. И попросила Гуэру сделать мне стрижку на ее вкус.

Она остригла мне волосы сзади, заявив что это новая мода, и длинные волосы больше не носят, а я с моей гривой до плеч была похожа на Иисуса Христа, и вообще, длинные волосы — это для девочек, а я уже взрослая дама. Она показала мне картинки в журналах, подкрасила мне глаза и губы, но так и меня и не убедила. Я плакала, проклиная тот час, когда поддалась отчаянию и решила изменить внешность.

Я отправилась в родительский дом за поддержкой. Папу я нашла на кухне: он как раз колдовал над маленькой металлической кофеваркой, дожидаясь, пока над ней поднимется шапка пены. Итальянской кофеваркой. Он колдовал над ней каждое утро и утверждал, что его эспрессо ничуть не хуже, чем в любом римском баре. Едва шапка черной пены начинала опадать, и по всему дому распространялся запах, он неизменно принимался восхвалять свой истинно итальянский кофе.

— Папа, но ведь этот кофе — из Кордовы, — напоминала я всякий раз, когда отец затевал этот разговор.

— Да, из Кордовы, но во всей Мексике нет такого кофе, как у меня, потому что его слишком крупно мелют и позволяют закипеть. Пить его невозможно. Кофе американо, так его называют. Только гринго могут решить, что это вкусно, потому что у гринго извращенный вкус. Их национальное блюдо — говяжий фарш со сладким томатным соусом. Можно ли представить себе подобную дрянь? Лучше понюхай и заткнись, потому что ты ничего не понимаешь.

Когда я вошла на кухню без волос и с лицом, раскрашенным, как у куклы — тоже Гуэра постаралась! — папа был настолько ошеломлен, что перестал созерцать свой кофе и невольно присвистнул: фью-у! А потом вдруг затянул песенку: «Я любил тебя за твои волосы, а теперь ты стала лысой, и я тебя больше не люблю...»

Я обняла его и долго стояла, прижавшись всем телом, вдыхая запах полей и горячего кофе. Мне было так хорошо, что я заплакала.

— Ну что ты, я же пошутил, — сказал он. — Я всегда буду любить тебя, даже если ты станешь лысой, как тыква.

— Сегодня вечером мне предстоит устроить званый ужин, — объяснила я.

— Ну и что здесь такого? В твоем доме такие ужины чуть ли не каждый день. Не стоит из-за этого плакать. Ты чудесно готовишь, это у нас наследственное. Посмотри на свои руки — настоящие крестьянские руки, руки истиной женщины-труженицы. Моя мать делала все сама, а у тебя ведь целая армия помощников. Так что все будет хорошо. А кого вы пригласили на этот раз?